Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
Помощь

ГИЛБЕРТ ЧЕСТЕРТОН

Гилберт Кийт Честертон. 29.5.1874, Лондон - 14.7.1936, Биконсфилд.

Его раздел.

См. Даты жизни и публикаций. Цитаты. Его борьба с евгеникой. Его про-фашистские тенденции. Ч. и Чечня, 2000.

Мейзи Уард, подруга жены Честертона, в своей книге о Честертоне специально выступила в защиту его брака. Свояченица Честертона утверждала, что Фрэнсис истерически боялась секса и это очень помешало их браку "совершиться", во всяком случае, на первых порах. Уард заявляет, что никакого такого страха не было, но всё-таки проговаривается: Фрэнсис, оказывается, сделала операцию, "которая бы помогла ей иметь детей". Конечно, ничего зазорного во всём этом, и истерия - классический результат викторианского воспитания. Примечательно, однако, что в данном случае биография писателя прямо, кажется, связана с его творчеством: ведь в своей книге "Что не так с этим миром" Честертон критиковал феминизм, в том числе, утверждал, что женщины лишены эмоций, "Хлоя холодна" и миф романтиков о женской чувствительности - ложный.


Ч. как Портос: сама идея встать на руки есть не столько парадоксализм, сколько желание стать атлантом, почувствовать себя держащим землю на себе. Идея, что религия есть корень — скорее не христианская, а германская — потрясти основы мира.

Clipper Lawrence J. G.K.Chesterton. New York: Twayne Publishers, Inc., 1974.

Автор из ун-та Индианы. Считает возможным игнорировать всю биографию и генезис идей (сложился-де к 1900 г., как стал “руралистским, радикальным и ортодоксальным христианином, каковым и остался до смерти” (8). “Жил почти исключительно в своей голове”, события лишь подтверждали то, что он надумал - женитьба “одомашнила и защитила безответственного, похожего на ребенка человека, который не мог завязать галстук и часто не знал, в каком городе находится” (8). Брак подтолкнул к ортодоксии после юношеского флирта со скептицизмом. Суд 1913 - антисемитизм, обращение.

Против модернизма, Ибсена, Уайльда. Современного критика от Ч. отвращает “постоянная нравственная бдительность” (16) - лезет с нотациями. Дидактизм. Осмысленность мира. “Это пуританская концепция искусства, конечно” (17). Приписывает Ч. мнение, что ценность искусства лежит исключительно в его нравственном аспекте (17) — тогда как Честертон просто говорил, что безнравственное - не искусно. С таким же успехом можно назвать алкоголиком человека, который считает, что в вине должен быть алкоголь.

Анализ Шоу стал аксимой с тех пор.

Истинный викторианец в своем анти-викторианстве, борьбе с материализмом, религиозным скепсисом, забвением традиций.

Честертон симпатизировал фашизму, зато он обличал идиотизм, который породил фашизм и дал ему распространиться.

Ненависть к капитализму и парламентаризму (лже!) привела к вере во всемирный заговорк - в 1908 г. утверждал, что Англией правит “оккультное правительстве” (47): “определенному классу даны все привилегии, святые слова запрещены, важное открыто немногим” (47).

Симпатии к итальянскому фашизму - за его связь с католичеством. К протестантской версии фашизма, немецкой, остался холоден. Впрочем, помягчсел и в 1934 г. считал, что всякий фашизм “в некотором смысле здоровая реакция на безответственное предательство коррумпированных политиков”. Но в следующем году признал, что Италия - одна из еврпопейских тираний” (61).

Впрочем, считал и коммунизм не хуже капитализма, а в чем-то и предпочтительнее. Но марксистский материализм и детерминизм его отталкивал.

Упоминает 1922 - “Евгеника и пр”, - “коллектививтские тенденции капитализма” (63).

О Четверге - Ч. писал, что выяснял не то, реально ли зло, а реально ли добро - в мире, где все мрачно, все же есть проблески, а не так, что зло относительно.

Barker, Dudley. G.K. Chesterton. London: Constable, 1973. pp. 304. - ГБЛ: ИН 74-10/237

Очень качественные иллюстрации, в том числе с женой и цветная репродукция картины втроем с Бэрингом и Беллоком.

Беллок “marginally failed as dcholar, historian etc.” - 11.

Беллок всегда был ближе с Сесилем, Честертон был ближе с Бэрингом, а в последние годы Беллок еще и ревновал к славе Ч. 15. Самая крепкая связь - католичество. Беллок наименее религиозен. Бэринг конвертит - взрослый. Привычка Бэринга лежат на ковре и сосать ботинок (!) - 12.

Энтузиазм католич. священников Англии по поводу обращения Ч. был несколько преувеличен - как если бы обратился африканский шаман, а не известный англо-католический апологет (16).

Внук торговца недвижимостью из Кенсингтона. Претендовали происходить от джентри - деревня Честертон в Кембриджшире, но вряд ли. Капитан Честертон (друг Диккенса) Ч. не родня.

Мари Луиза Грожан была одной из 23 детей! - 21.

Отец страшно боялся смерти, запрещал о ней упоминать, если по улице шли похороны, загонял детей в заднюю комнату. 22.

Ч.: в детстве чудесно то, что оно само - чудо - 24.

Никогда не били в детстве - в отличие от Бэринга, сына лорда Ревелстока. 25 А ведь порола мать, сняв предварительно кольца - пороли и в школе, даже Черчилля. В школе Ч. было даже наказание электрическим шоком - 26 - до школы св Павла.

В Павла был на два года старше одноклассников, над ним издевались. К тому же к 10 годам уже был почти взрослого роста. Голос - высокий тенор. Контраст комический. Дружба началась лишь в 16 лет с Бентли. Резкая перемена.

29: тогда в английской школе ученику сказать, что означают его инициалы - также стыдно, как признаться, что у него есть сестра.

Перелом с успеха Дебейтора. Директор школы в восторге от Ч.

36: уже в юношеских письма начинается тот антисемитизм, от которого Ч. позднее пытался оправдаться самым комическим образом - мол, я дружу с евреями. Беда была в том, что своих одноклассников Соломонов он считал именно евреями.

Преданность брату - в том, что он продолжил его публицистическую деятельность, которая была совсем не для него. Из-за этого не нашел времени написать о Савонароле и Шекспире - 41.

В Павла вел записные книжки с изображениес сатаны - заигрывает с демонологией - наброски чертей вперемешку с обликамми святых 50; садистские фантазии; Один из кружка не поступил в Оксфорд 51 -

переход от викторианской самоуверенности Диккенса к скепсису Уайльоду и Бердски - и у Ч. 54

Ч.: дьявол предатель, и потому он опаснее для подружившихся с ним, нежели для враждующих - 55

Заигрывание с сатаной - спиритизм - 58 сражение с чернотой - вот дело Христа. Кризис к лету 1894 - 60 -

уже в письмах Бентли острил - к старости поймешь. что Синдерелла лучше Диккенса.

Т.е., прошел через сартровское и стал бердяевским.

К 93-у году уже вполне христианин - 63.

Любовь к человечеству - благодарность за существование - победа над ужасом перед мрачность. человека - если мы прах, то какая чудесная вещь прах.

Впрочем, все это деизм - 66.

Из Слейда в издательство Редуэя - странный выбор, издавал книги по спиритизму и оккультизму 67. Затем к Фишеру Анвину - у него 6 лет.

70 - всю жизнь с 22 лет носил трость со шпагой - романтик - любил пистолеты, охотничьи ножи и пр. Вдруг случится что-то невероятное.

72 - имя Блогг казалось странным, и семья подчеркивала, что семья два поколения назад приехала из Франции, была де Блог. Три сестры и брат-невротик. Гертруда - секретарь Киплипга. Френсис старшая, секретарь школьного союза - Не любила того, что любил он - бесполезных вещей - глупая луна - любила все плодовитое - поля, сады, - прат ична - 72 - религиозность ее была необычна в то время. Выросла в школе англо-католимч. монастыря. “Гармония зеленого и коричневого. Заметно и золото, но не удается понять, где оно — может быть, это золотая корона” - 73.

77 - под влиянием Френсис от деизма к христианству.

81 - она инициировала сближение - забытый зонтик - его письмо в день, когда он сделал предложение: до сих были боль, ненависть, отчаяние, сумасшествие - счастье не мир, но меч - я чувствую ногу счастья у себя на шее. Их встречи все вокруг Сент-Джеймс, так что Ч. считал его их покровителем - 82.

85 - сидя напротив матери пишет ей о помолвке с Френсис -

88 - у Анвина получал фунт в неделю. Тоже мечтал о детях.

Любил писать тяжеловесную поэзию с богословскими аллюзиями.

90 - резкий успех антибурских фельетон - надо любить родину за хорошее - против джингоизма - успех среди радикалов-интеллектуалов 91.

92 - причем тогда как раз англичане проигрывали бой за боем - так знакомство с Беллоком.

99 - создала ему имидж - называл себя социалистом, потому что так было принято в кругу Френсис -

102 - гибель Гертруды - шок Ф., уехала в Италию -

103 - могиле противоречит не оперетта, а катафалк. Все хорошее — одно.

104 - решил жениться, потребовал 100 фунетов в год, был уволен - начал жизнь литератора.

106 - в первом сборнике стихов два отличнных стиха, замечены - изданы за счет отца.

108 к весне 1901 рассчитывал получить до 400 фунтов в год - за статью в Дейли Ньюс платили полтора фунта. - появились враги-конкуренты. ему понравилось зарабатывать.

109 Свадьба 28.6.1901 в Кенсингтонской церкви.

110 медовый месяц в шесть дней - Ч.: как для творения мира. В Ипсвиче. Купил револьвер и патроны - защищать жену от пиратов.

111 Жена Сесиля не любила Френсис и заявляла, что Ч. с ней так никогда и не спал - та была истеричка. Врет, наверное. Впрочем, Ч., когда пишет о браке, обычно исходит из сексуальной холодности женщины. Беда не в том, что женщины эмоциональны, а в том, что они не эмоциональны - что не так в мире.

Джордж Кэдбери как раз в январе 1901 купил газету, искали радикалов. Сперва платили мало, потом он прославился сам и прославил Дейли Ньюс.

116 Сесиль и Ада - революционное крыло фабиамнцев, Сесиль член комитета фабианцев -

136 - не подстраивался под стиль газеты, скорее наоборот. Был неважный лектор (?), но любил выговориться перед свежей аудиторией - и наличные.

143 - ловится искусственность мифа - Наполеон был уже написан почти, встреча с его издателем была запланирована - а Ч. и жена утверждают, что в момент безднежья Ч. обратился к издателю за авансом в 20 фунтов, только описав сюжет романа. Было много ложных заходов к роману.

145 - первый роман Беллока антисемитская сатира на крупную буржуазию.

147 - а правили Тори, и это подходило к концу. Богатые и революционные либералы.

149 - Ф. в отличие от Ады не участвовала почти в светской жизни, тем более не сидела в барах Флит-стрит, как Ада.

154 - боялся, что у жены тоже будет психоз как у ее брата.

156 - Коннор кончил как личный духовника Пия XI.

157 - Коннор сразу стал советовать - Ф. он писал, чтобы не позволяла Ч. подписывать эфемерные газетные фельетоны. Сделать капитальное - биографию Мередита.

159 - Коннор не верил в возможность обращения Ч. и позднее даже расхолаживал священников, проявлявших в этом отношении энтузиазм.

161 - в конце 1905 договор с Ингрэмом из Иллюстрейтед Лондан Ньюс о колонке- 31 год писал - 1600 эссе по 1500 слов - с 7 фунтов за каждое. Считается, что это не лучшие его эссе - нельзя было писать о политике и религии. Но популярность они ему принесли.

164 - успех Диккенса среди литераторов.

168 - подарили ему кресло Д иккенса (орб-во Диккенса). он им гордился, но работал не в нем.

174 - Ч. называли master who left no masterpierce - гений, не написавший гениальной книги. Суть: Ч. замщищал христианство как единственное средство от ужасов 20 в - остальное втоостепенно, включая защиту такой секты как Католич. церковь.

175е - лучшие годы 1906-1909, но это и годы наибольшей пьянки и суеты Флит-стрит.

180 - постеппенно оказался против либерального - в Ортодоксии против самоубийства, за которое были либералы и гуманисты.

183 - спор с Шоу - против социализма, в защиту бедняков как великих личностей, в защиту пабов.

186 - Ч. обвинял Шоу в пуританстве - суровая искренность, принуждение к поклонению Силе Жизни. Да что они все друг друга бранят пуританами?

188 - в конце лета 1909 в Биконсфилд. Она хотела сделать его великим литератором, он хотел быть веселым журналистом. Сесиль был резко против - 189 - взяла деньги под контроль - он обязал банк все деньги пеерчислять на ее счет - ему давала полкроны в день, по словам Ады - та могла врать - иногда фунт, он пару раз мягко протестовал.

189 - в доме был повар, служанка, садовник - пара гостей - знакомые Френсис -

197 - постоянное ухудшение рассказов о Брауне - последний был отвергнут издателем - но письмо пришло уже после смерти Ч. Мб любил лекции, чтобы не сидеть дома? - Именно к этому времени относится неправильно цитируемая телеграмма: “Я в Маркет Арборо. Где я должен быть?” - и никогда не воспроизводится ответ Ф.: “Дома”).

Читательский успех Викторианского века - и в наши дни издают регулярно, не ради викторианцев - любят Ч.

207 - Бэринг в 1911 принимает католичество

215 - Леверы отозвали претензии, когда Ч. написал, что давал политич. оценку, а не нападал на их бизнес.

216 - Сесиль принес в суде извинения, признав свою неправоту. Впрочем, на этом настояли брат и отец - бюоялись, что он сядет. Как раз перед судом принял католичество.

220 - спровоцировал разрыв к Дейли Ньюс - перешел в Дейли Геральд, социалист. газету. Был радикал, не социалист, нотут ругал радикалов.

222 - ушел со сцены в суд и не вернулся. Ушло прежнее изобилие творчества. Более публицист, чем поэт.

225 - кабинет вокруг дерева.

227 - во время болезни Коннор сказал Ф., что три года назад Ч. разговаривал с ним о присоединении с РКЦ. та взволновалась, стала советоваться в Вард - женой католич. апологета - та посоветовала Коннору приехать, он ин экстремис - тот приехал, но Ф. его не пустила к больному. Она даже мать Ч. не пускала (228) - впрочем, она писала Коннору, чобы он не приезжал -

229 - когда Ч. оправился, он с Коннором об этом не заговаривал вообще.

234 - История англии по беллоку - возврат к средневековью. (Я: Бердяев звал к новому Средневековью - Ч. к старому).

236 - в 17м году за газету Сесиля Ч. доплачивал из своих 200 фунтов ежемесячно, ничего не получая.

246 - в США лекции имели не очень большой успех.

248 - приступ артрита у Ф. во время пе5реезда 1922 г. Бесконечные разговоры о католичестве.

249 разговор Ф. с Коннором she said, in her matter-of-fact way (for she was far more matter-of-fact than Chesterton ever understood), “You cannot imagine how it fidgets Gilberts to have anything on his mind. The last three minths have been exceptionally trying.”

Принят 30.7., воскресенье. Коннор заблаговременно взял разрешение у своего епископа. Написал об этом лишь матери, Беллоку и Бэрингу.

251 - иронически о том, что католики всерьез говорили о Ч. как конвертите. Считает, что Ч. все-таки пришел к Христу лишь в 1907 как к философской системе, противостоящей декадансу.

252 - в мае 1922 умер Новый Свидетель.

259 - лекции теперь читал обычно в католич. кружках -

262 - умел изумительно извиняться - перед Бэрингом, с которым дружил более, чем с Бэллоком, в 1924, перед Уэллсом — одним письмом, перед Томасом Эллиотом за неточную цитату. Он превращал людей в разъяренных львов своими парадоксами, а затем львов в кроликов своими шутками.

266 - в 1926 зарабатывал 2000 фунтов и ничего не откладывал - в основном за счет Брауна. Тогда в Топ Мидоу приехала Коллинз.

269 - не хотела, чтобы говорили, что она перешла за мужем, но говорили - и так это и было. Перешла 1.11.1926, в день всех святых.

273 - за Чосера получил тысячу аванса, и книга вышла неудачно - возможно, он переусердствовал, оправдывая исполинскую сумму.

275 - Викли поддержал италоьянский фашизм. Беллок искал масонский заговор против Муссолини.

276 - диспут с Шоу транслировался Би-би-си в 1928. Шоу: мы заодно, что я называю социализмом, Ч. зовет дистрибутивизмом. Ч.: беда не в деньгах, а в гос-ве. “Шоу предлагает распределять деньги. Мы предлагаем распределять власть” (278).

287 - оставил 28389 фунтов. Дороти 2000 и все права на рукописи. Приходскому священнику 500. Все Ф.

288 Ф. Коннору: “Почти невозможно вынести чувство, что он больше во мне не нуждается. Как могут любящие друг друга люди обходиться друг без друга?”

G.K.Chesterton: A Centenaty Appraisal. Ed. John Sullivan. London: Paul Elek, 1974. 243 p.

7 - Barker - лучше Дииккенса в критике ничего не написал.

16 - эвардианец - беззаботность, легкое отношение к творчеству. Естественность.

43 - Ян Бойд: Во и Грин хвалят Ч. свысока - простоват для них, теологов.

51 - все романы о Средневековье очень скептичны к практике возврата! Не за воплощение С. в жизнь, а за С. как миф. И все же миф о короле - презрение к парламентской демократии вкупе с симпатией к авторитаризму ...

61 - непривычное в привычном - первый Диккенс, потом Стивенсон и Дойль.

176 - Салливан о своем увлечении - “все книги казались разными и все же были изумительно одинаковыми”.

183 - некролог Эллиота в Таблет, 20.6.1936 - самое главное не журналистика, самое главное он открыто проповедовал, но этого не замечали, т.к. это было слишком открыто - как заседание Четверга на балконе. Он все-таки был демократ.


Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996.

28 мая 1995 г.: передовица “Санди Телеграф” обсуждает письмо политиков, диломатов, архиепископа из Аргентины к вестминстерскому кардиналу Юму с призывом начать формальные процедуры, необходимые для канонизации Честертона.[1]

произвел, как и хотел, революцию в журналистике, введя “поэтическую прозу”. Дейли Ньюс. Сборник “Защитник” - говорили, что заслуживает двух-трех изданий. Часто всплывало слово “бриллиантовый” - стиль 66. Ценили: оптимизм, примиренность с планетой, свежесть взгляда.

Первый сборник - “Защитник” - тем популярнее, что стеб, никого не затрагивающий. Второй — “Двенадцать типов” — вызвал уже и возражения, не по возрасту резко расставляет классико по местам и идет против традиции восприятия.

Знакомство с о. Конрадом Ноэлем, англо-католическим священником на лекции о Ницше — Ч. понравилось, как на заявление оратора, что Ницше не любил ложное христианство, Ноэль “логично” ответил, что истинное христианство Ницше не понравилось бы еще больше (68). Это 1901 г. - а парадокс-то ложненький. Считал, что Ноэль большее религиозное влияние оказал на брата, сам остался при смутной религиозности.

Первая книга “серьезная”, специально заказанная знаменитыми издателями Макмиллан для серии об английских писателях, где другие авторы были “столпы”, ныне основательно забытые (Троллоп, Хакси, Джеймс). Книга была признана неудачной, хотя читательским спросом пользовалась. Издатели были очень разочарованы. Действительно, как книга о Браунинге, это был провал. Но так ли важен Браунинг? Важна жизнь, и Честертон написал важную книгу о важных вещах — любви, религии, свободе. Правда, в форме неважной книге о неважных вещах. Номер сошел с рук.

Активный либерал: участвовал в предвыборной компании. Правда, предполагалось, что он с другом прочесывает улицу, переходя от одного дома к другому — но друг прочесал почти все крылечки и обнаружил, что Честертон все стоит у первого со своей стороны и продолжает увещевать хозяев. Неожиданный успех пришел с другой стороны: тори жаловались, что их собственные агитаторы предпочитают сидеть в пабе и разговаривать с Честертоном[2].

Что такое популярность — вот Беллок “Дорогу в Рим” продал 112 тысяч экземпляров. А Честертон начинал превосходить Беллока, правда, хвалили его как журналиста.

1903 год - затеял спор с радикальным социалистом и атеистом Робертом Блетчфордом. Правда, и сам Ч. был ближе к социализму, чем к тори. Христианство он защищал, апеллируя в качестве общей ценности к Французской Революции (вряд ли был хоть один католик, которому это понравилось): мол, если уж французские революционеры накуросили, то кольми паче христианство сводило людей с ума?[3] Для большинства христиан той эпохи французская революция была столь же неприемлема, как для нынешних российских — октябрьская.

Блетчфорд в лоб спросил у Честертона, христианин ли тот, на что Ч., не моргнув глазом, написал: “Конечно”. Суть христианства он определил как веру в то, что Иисус — сын Божий (воскресение упомянуто не было). Правда, при этом Честертон заявил, что верует в множество вещей: в честность Блетчфорда и в существование Японии, в равенство людей и в то, что нельзя душить детей в колыбели[4]. Эта буффонада скрывала неуверенность Честертона в своей вере, ведь в частных письмах он тогда же исповедовал себя весьма “смутно религиозным” человеком. В определенном смысле, Честертон не был честен, прятал от себя свои сомнения — впрочем, можно ли считать нечестным крестьянина, который кладет зерно в землю, пряча его от солнца и глаз людских? Из затаенных сомнений выросла явная вера.

Многим почитателям Честертона спор о религии показался занудным. Пирс соглашается, что Честертон стал более воинственным, исчезла его обезоруживающая радость невинного младенца. Честертон защищался, утверждая, что нельзя не говорить о Боге, если Он есть. Кому-то его пыл нравился, кто-то продолжал считать, что о религии в приличном обществе не говорят вслух. К извинению неверующих скептиков стоит заметить, что и жена Честертона предпочитала молчать о религии. Вообще “наследственные” христиане редко оказываются великими миссионерами.

Такой пропасти, как в России, между духовенством и интеллектуалами не было, не было такого религиозного атеизма. Тем интереснее видеть, что по существу судьба Честертона в 1900-е вполне та же, что судьба Бердяева, Булгакова, Флоренского и прочих деятелей “религиозного ренессанса”: открытие веры, пока еще самых ее основ, безумный восторг, попытка защитить ее перед скептиками и попытка найти общий язык со “старожилами” христианства. Оказалось легче обратить кого-то из интеллектуалов, чем разжалобить кого-то из князей Церкви. Неофит считает себя (и другие его считают) новообращенным христианином. Иногда задним числом выясняется, что человек обратился не совсем ко Христу или даже совсем не ко Христу, хотя и выступает уже от имени всего христианства против теософов. Честертон оказался счастливее: хотя он нападал на всевозможных соперников христианства, хотя он и разоблачал “еретиков”, иногда даже настоящих, он все-таки христианином стал.

“Счастье, которое побуждает человека идти в ресторан, или более полное счастье, которое побуждает идти в церковь” (Пирс, 85). В 1903 чаще ходил в ресторан, чем в церковь.

Главная идея Наполеона из НХ - Новое Средневековье. Когда наступило средневековье двадцатого века, роман Ч. перестал быть смешным. Впрочем, лидер ирландской борьбы за независимость и так воспринимал его буквально — как защита права бедняков на самоорпделение. Точнее был Рональд Нокс, считавший, что роман заставляет задуматься, кто прав: циник, который все высмеивает, или фанатик, воспринимающий шутку как повод для кровопролития. Нокс считал, что оба нужны как в мозгу нужны оба полушария, как нужны и смех, и любовь. Но история показала, что в смехе циника любовь есть, а у тиранов и смех, и любовь обесцениваются.

1904, знакомство со свящ. Джоном О-Коннором, ирландцем (переделал в англичанина) - потряс знакомством с правдой жизни - гм! - обманчивость знаний о жизни выпускников Оксфорда - спутал знание жизни со знанием изнанки жизни. !!!

Больше с Коннором, конечно, сблизились жена - а Честертон писал в мемуараха, что в 1904 году скорее бы поверил в то, что станет мормоном, чем католиком. Жена о Конноре: “Чудесно, что столь выдающийся чловек должен вести спокойную жизнь приходского священника” (Пирс, 92).

1904 - пик славы журналиста, много пишет, Шэн Баллок из Чикаго Ивнинг Пост : “Физически и умственно Честертон — Геркулес”[5].

20 августа 1905 издает Диккенса (в июне - клуб удив. профенссий), 25 августа кончает с собой брат жены - утопился в море - депрессия - а ведь недавно принял католичество, казалось, что стало лучше - жена ударилась в спиритизм, пыталась через медиума связаться с духом брата.[6]

Четверг Льюи ссравнивал с Кафкой - сам Ч. - природа - Воскресенье - снять маску будет Бог - Кафка: Ч. “так весел, что можно почти поверить, что он действительно нашел Бога ... в столь безбожное время человек должен улыбаться. Это долг”.[7]

25 сенября 1908 - ОРтодоксия. “Ортодоксия” — все равн что Вехи, так же помогала молодежи, так же защищала религию и догматизм истины от догматизма утопии. Разница стилей — национальная. И главное - стиль, не содержание - как и в Бердяева главное стиль. Школьнице Дороти Сэйерс помогла сохранить веру. В 1952 писала: “Для моих сверстников Честертон был кем-то вроде христианского освободителя. Как благая бомба взорвал скверные церковные витражи и впустил свежий воздух, в котором ожили засохшие листья догматов”[8].

Ч. в связи с спереездом в Баттери писал Коннолу о депрессии жены: “Одна из тайн Брака (который должен быть Таинством, к тому же исключительным) в том, что явно бесполезный мукжчина вроде меня может в определенных случаях оказаться незаменимым. А другая странность ... в том, что никогда человек не кажется таким маленьким, как тогда, когда знает, насколько он необходим”.[9]

Френсис даже делала операцию от бенсплодия - не помогло. А она хотела иметь семерых. При виде женщины с ребенком испытывала жгучую зависть и бежала. Потом преодолела, дом в Баттерси был полон чужиз детей. предпочтали детей родителям, не допускали родителей на рождественские вечера - гм! Латентный католицизм: рисовал детям на именины картинки их святых - девочку учил креститься во время грома, чтобы не бояться (Пирс, 117). Но наказал девочку, которая нагрубила служанке и отказалась извиняться - “Она всего лишь слуга”.

К вопросу о подсознании — Ч. переоценивал решающее значение детства для взрослого.

Баллада о белом коне обратила в христианство - католичество — лидера коммунистов Дугласа Хайда, хотя и не сразу (Пирс, 164). После одного из диспутов Шоу и Честертона Дороти Сэлмон, фабианка, долго молчала и вдруг удивленно заметила, что прав честертон. Она стала католической монахиней (Пирс, 172).

Резко не нравилась Толкину, который треть века спустя заметил, что Честертон ничего не понимал в “Севере”, хоть языческом, хоть христианском (Пирс, 166).

Шоу - чистый богоискатель. Легко было над ним смеяться (дети пытаются родить себе отца).

Когда Шоу обвинили в богохульстве (он назвал Христа неудачником) - не уголовно обвинили, просто пара газет выругались — Ч. зхаявил, что обвинения в адрес Шоу “псал не просто идиот, а идиот, не верующий в христианство” (Пирс, 167). В России Ч. отдали бы под суд, а Шоу посадили бы без суда.

Против модернизма религиозного, но за отца Винсента Макнабба, доминиканца, приходской свщенник из Лейчестера - довел до предела Рерум Новарум, всякий индустриализм морально лжив. Подружились )(Пирс 181). Макнабб всюду ходил пешком, по возможности, отказывался использовать пишущую машинку - техника. Ч. считал его святым.

Шоу изрядно замарал себя восторгами перед советским социализмом. Это было и в каком-то смысле даже подло. Пророчества Честертона сбылись: попытка установить утопию разрушила утопизм. Но все-таки разница между Ч. и Ш. была не так уж велика. Оба были столь же антибуржуазны, как Бердяев. На одном из диспутов Честертона и Беллок защищали дистрибутивизм, брат Честертона Сесил и Шоу — социализм, но ведь все четверо были против капитализма. Особенно радикализовался Ч. в начале 1910-х годов, забросив защиту христианства ради защиты прав рабочих. Капиталисты отомстили почти сразу.

Бесплодие воспринималось Честертоном как проблемы жены — а ведь это была общая проблема! Ее масштаб явно недооценивается: представим себе Честертона, который лишился способности думать не на полгода (как во время болезни 1914), а навсегда. Впрочем, плохо и то, что творческое бесплодие воспринималось (и воспринимается) хуже, чем биологическое. Поэтому кардиналу разрешено пользоваться услугами секретаря, но бесплодным супругам запрещено пользоваться “зачатием в пробирке”. Разрешается использовать компьютер, но не генную инженерию.

Честертон походил на Бердяева материальным положением: популярности среди интеллектуалов было достаточно, чтобы обеспеченно жить. Толкин и Льюис уже не могли так существовать.

И Бердяев, и Честертон усердно поливали германский дух помоями. Разница была в том, что Честертон делал это и от сердца, и по согласованию с правительственным министром, который собрал лучших писателей Англии и выработал с ними план антинемецкой агитации, а Бердяев оставался категорически против режима. Точно так же, было невозможно представить, чтобы в русских духовных академиях давали студентам читать и обсуждать на занятиях бердяевские статьи — а в Англии честертоновские апологии христианства в теологических академиях студентам давали. Эта разница уже объъясняет, почему в России произошла революция, а в Англии нет — иногда полезнее отпустить вожжи.

Поэзия Честертона для русских закрыта — впрочем, как и пушкинская для англичан. Между тем, она отличалается, очевидно, именно пушкинскими чертами — прежде всего, легкостью стиха, соединенной с искристостью мысли. Это стихи, которые приятно повторять, которые легко запоминаются, и прекрасно поются. Тема особого значения не имеет — поэмы о войнах короля Альфреда или о битве при Лепанто или застольная из “Летающего кабака”, в которой только последняя строчка веселит и в прозе: Ной равнодушно глядит на дождь, затопляющий землю, приговаривая: “вода хороша только, если она превращается в вино”.

Честертон критиковал интеллигенцию Англии (кстати, тогда англичане спокойно употребляли именно этот термин по отношению к своему образованному сословию) за то же, за что критиковали “Вехи” интеллигенцию русскую: за недостаток интеллигентности, за склонность подменять индивидуальное мышление коллективной модой. Впрочем, эта критика в любом случае была возможной лишь в контексте более глобальной критика в адрес буржуазного общества. И действительно, было бы несправедливо все валить на интеллектуалов. Честертон и Бердяев просто добросовестно тюкали собственное сословие, чтобы их атаки на правящий класс не были слишком предвзятыми и были более продуктивными. Самодержавие действительно было кошмаром России: несвобода калечила всех, начиная с царя, калечила и интеллигенцию. Немыслимо себе представить русских идейных противников поддерживающих столь веселые и дружеские отношения, как у Честертона и Шоу. Нереализованная энергия отдавала в агрессию.

Это не просто умение отделить личное от идейного — обращение Ч. резко потрясло Шоу и чуть не разрушило их дружбу - но потребность в ином, ставшая частью этикета.

Из-за политизации Шоу в феврале 1913 издатель Дейли Ньюс увольняет его из колумнистов после 13 лет сотрудничества. Дружба сохранена, Гардинер о нем позже сделал очаровательный очерк, повод - давление издателя, капиталиста, который торговал какаое — а Ч в Дейли Ньюс писал сатиры против какое! (Пирс, 186) - и все-таки тут еще была интуиция, что Ч. миновал пик славы.

смерть брата и отца - как у Бердяева примерно хоть и при других немного обстоятельствах

Скандал Маркони - Сесил издает свою газету (?) Нью Витнесс Сесил обвинил управляющего директора компании Маркони Годфри Айсека в использовании знаний о делах компании для спекуляции на бирже, причем среди людей, кеоторые выиграли, назывался генпрокурор Руфус Айсек, брат Годфри, секретарь казначейства и прочие правительственные шишки. Годфри подает на Сесиля в суд по обвинению в клевете - суд 27 мая 1913 г, уголовный. Длился десять дне. Ч. допрашивали о характере его брата. Суд признал Сесиля виновным в клевете: якобы его нападки могли “довести Годфри Айсека до нищеты, опорочить его доброе имя”. Заявил, что с трудом удерживается от того, чтобы приговорить Сесиля к тюрьме — наложил штраф в 100 фунтов (у Шоу тогда - гонорар за одну пьесу). Ч. сочли это моральной победой - впрочем, циники замечали, что судья Джастис Филимор был кузенов Джона Филимора, большогодруга Ч., профессора классич. литературы в ун-те ГлазгоЮ, который как раз в тот день напечатал статью по литературе в газете Сесиля.

Во время процесса Сесил решил стать католиком и 7 июня 1913 был принят. Спустя годы, католиком стал и Годфри Айсек.

Б. обвиняли в богохульстве из-за критики синода, Ч. обвинили в том, что он назвал “идеальный” фабричный городок одной мыльной компании “напоминающим рабскую казарму”.[10] Компания сэра Уильям Левера. Шоу предложил Ч. финансовую поддержку, Уэллс выразил готовность выступить в его защиту - а линия была чудненькая, социологическая: доказать, что “слово “рабство” “является обычным в среде образованных людей, когда они обсуждают современные тенденции развития капитализма” (там же). До суда дело не дошло, Левер сдался.

В 1912 г. Ч. на собрании Лини церковных социалистов выражал сожаление, что в Англии не был гражданской войны - это было бы хорошо. Сразу после собрания шествие с крестом к Ламбетскому Дворцу. Пели гимн Ч. “Боже земли и алтаря” - мы умираем,Ю нас угнтают, “нас душат золотые стены”. “Оставь нам Свои молнии, Забери от нас нашу гордыню .. Избавь нас от терора ... Соедини принца, священника, рабочег ... “Сделай живую нацию единым лезвием Твоего меча” (Пирс, 191)

1910: вереница смертей - жена Беллока в 1.2.1914 - Пирс, 207.

Его антигерманские памфлеты большим успехом, видимо, не пользовались - жовиальный стиль контрастировал с темой. Больше всего упрекал пруссаков в невеселости. “Веселая Англия” есть, “Веселая Пруссия” - немыслима.

25.11.1914 - свалился - до июня 1915 г.

Октябрь 1017 - публикует Краткую историю Англии — стала очень популярна.

Узнав о смерти брата, написал статью, обращаясь к Руфусу Айсеку: “Было бы идиотизмом просить у вас сочувствия, зато я Вам искренне сочувствую. Вы куда несчастнее, ведь Ваш брат еще жив”.[11]

Когда он писал в 1919, что “всегда спорил с братом и никогда не ссорился” — “мы никогда не ссорились, потому мы всегда спорили”[12] - это и есть потребность в ином.

Во время болезни Честертон был практически в коме. Когда жена заметила признаки улучшения, она задала ему вопрос: “Ты понимаешь, кто за тобой присматривает?” - “Бог”, — ответил Честертон и вернулся в молчание, оставив жену недоумевать: то ли он вполне выздоровел, то ли, напротив, вполне сошел с ума.

Оправдывать Честертона тем, что он не предвидел ужасов войны - Сомму? А разве ужас первой мировой был в частностях, а не в том, что она была войной?

Жена беспокоилась, не умрет ли он без воссоединения с Кат. церковью - он вроде бы выражал желание, но как-то неясно.

Зима 1918: Льюис прочел - 19 лет, лейтенант - в госпитале лихорадка, Франция - сборник эссе Ч. и восхитился: “Мне больше всего понравился его юмор — не “остроты”, разбросанные в тексте как изюм в кексе, тем более не общий шутливый и жовиальный тон, который мне показался невыносимым, а тот юмор, что неотделим от спора, но является, как сказал бы Аристотель, “цветком” диалектики как таковой. Меч блестит не потому, что воин пытается ослепить им врага, а потому что человек отчаянно рубится, защищая свою жизнь. Мне нужно очень постараться, чтобы почувствовать сострадание к критикам, называющим Честертона фривольным или “парадоксальным”, согласиться с ними я не смогу ни при каких условиях”.[13] При этом он остался атеистом. Полюбил, не соглашаясь.

Очерк о поездке в Ирландию, в Иерусалим, в США. В США за лекцию платили 1000 долларов, большой энтузиазм.

“Лишать людей свободы — ужасный грех, но еще хуже лишать их радости”

две собаки, кот.

Отец умер в конце мая 1922 г.

Принят в КЦ 30 июля 1922. Сперва обратился к Ноксу , но потом жена попрсила Коннора - Ч.: “Френсис сейчас в такой точке, где Рим действует как магнит с двумя полюсами, притягивающим и отталкивающим, легкий толчок может направить ее и в одном, и в другом направлении” (Пирс, 265). Проплакала всю церемонию - расстается с мужем в важном вопросе. Своеобразная реакция Беллока, который не верил, что эмоциональный Ч. станет католиком, потому что для него кат-во давно стало чисто волевой вещью - особенно после смерти жены. У Беллока не было религиозного чувства. “Ты обладаешь сокровищем глубокого религиозного чувства, и мои признания могут показаться тебе слишком desiccate сухими?. Действительно, энтузиазма во мне нет. Нет жара. Это мое несчастье. В юности был, и даже позже. Скорбь высосала из меня все соки. ... Но самим одиночеством я еще более подтверждаю веру, как человек в пустыне свидетельствует, что вода нужна человеку, как раненый пес не может идти, но все же знает дорогу домой”.[14] - из письма в связи с обращением

объяснял обряд поэтически - и ребенок любит одеваться - мир слишком нервный, чтобы любить обряды, одевать лавровый венок.

Коннор уже начинал отчаиваться - 275 -

Написание рассказов о патере Брауне опровергало идею рассказов. В конечном счете, интеллектуал сочинил священника-детектива, показав знание не только греховной изнанки жизни, но и ее добродетельного воротника.

Пирс, 276 - Френсис сказала сектерю мужа, что есть три вещи, которые она никогда не сделает: не пострижется коротко, не сумеет найти хорошую секретаршу, не станет католичкой. С одной стороны, католичество уравнено с модой двадцатых на короткие прически, с другой — когда про секретаря-то было сказано секретарю, так что это либо глубочайшее оскорбление, либо изящнейшая шутка. Католичество оказывалось то ли модой, то ли каким-то бесчеловечным идеалом.

Святее папы, когда зявлял, что “Цуерковь не может двигаться в ногу со временем, потому что у времени нет ног и оно не движется” (Пирс, 279, вольно). Аджорнаменто. Что он уже двадцать лет имел католический взгляд на христианство (279).

279 “Нам не нужна Церковь, которая движется с миром. Нам нужна Церковь, которая движет мир” - движет прочь от всяких нехороших вещей, вроде тиранического государства.

1913 год - Закон о душевнобольных - в комиссию, вырабатывавшую закон, вошли многие англиканские епископы-модернисты - с 283 - Mental Deficiency Act - евгеника во имя христианства. Один из главных врагов Ч. еп. Барнс Бирмингенский: “Христианство стремится создать Царство Божие, сообщество избранных. Его цель можно было бы назвать духовно евгеническим обществом. ... Когда верующе люди поймут, что ... предотвращая выживания социально неприспособленных субъектов, они действуют в соответствие с планом, благодаря которому Бог ведет человечество к вершине, их возражения против репрессивных акций исчезнут”.[15]

Ч. и Шоу вместе боролись с евгеникой

Провал Человека, который знал слишком много.

Шоу писал Ч., что его внесут в неофициальный индекс - “твоя идеальная церковь не существует и никогда не может существовать внутри официальной организации” (Пирс, 289). Не верю, что ты веришь в пресуществление. Ха, как будто это самое трудное!

Дружба с пятью детьми - дочками - Никол - Френсис любила их детьми, потом разлюбила - полюбила уже в замужестве - а Ч. любил их и в период подросткового бунта, который пугал Френсис. Ч. лучше понимал их подростками, чем детьми. Клер Никол: “Наша дружба с Г.К. была хлебом насущным: она рождала чувство, что весь мир — наш дом, и сам он был как огромный уютный дом с высокими окнами”. (Пирс, 123).

был рыцарем - но уважал женщин не потому что воображал их невинными, прямо наоборот -

Бернар Никол (мальчик), 10 лет когда Ч. умер: “Мне будет без него одиноко. Знаете, думаю, дядя Щелкунчик был вовсе не таким толстым, как пытался быть”.[16]

1909 - книга о Шоу. “Меня влекут к себе Истина и Шоу. Следую я за Истиной, но с неохотой”[17].

Шоу о Честертона: Голова херувима на теле Фальстафа.

1909 - полемика с католиком-модернистом Деллом, подтолкнула Ч. к католичеству - Делл нападал на папство - позднее Дел стал агностиком и социалистом, еще до того, как Ч. стал католиком. У Ч. появляется репутация догматика, предубежденного. - Пирс, 151.

1910 - что не так в мире (в мире - добавлено издателями для перцу) - неодобрительно, блесток маловато, много дистрибутивизма - и очень много антифеминизма -

Календарь честертона - 1911, январь. Верх популярности - после провало Шара и креста, Что не так - Невинность Брауна. Взял сердца нового поколения читателей.

Хичкок тоже католик, подростком восхитился Брауном.

Сперва открыл стиль, потом понял, от чего этот стиль - Бердяев сперва открыл содержание, потом выработал стиль. Различие поэта и прозаика.

“Свежесть взгляда” у Честертона — та же, что у его современника и другого кумира, который Честертону, кстати, активно не нравился. Фрейд с его рассуждениями о подсознательном разрабатывал ту же жилу, что и Честертон, когда он называл Байрона оптимистом. Они не столько переворачивали все с ног на головы, сколько во всем обнаруживали двойное дно.

В отличие от Толкина, Льюиса, Бердяева прославился помимо христианства и вне христианства, и уже основной, профессиональный капитал пустил на пользу Церкви. Оказалось — растранжирил, потерял кредит доверия читателей, потерял популярность. То, что его преемники в других поколениях не были знамениты в своем профессиональном круг (и профессии были такие, что не прославишься), а заработали капитали именно на христианстве — не показатель их большего, по сравнению с Честертоном, таланта, а показатель того, как изменилось общество. Впрочем, и того, что люди не любят двусмысленности и измен, а Честертон, конечно, воспринимался как изменник секулярному, веселому духу. Он и был, что уж говорить: и чем меньше он старался упоминать о грехах Церкви, тем больше мрачнел. Изнутри его что-то грызло.

С одной стороны, конечно, Честертон остроумнее и веселее своих врагов. На один парадокс Уайльда о том, что мы не можем вполне оценить красоту закатов, потому что не можем за них заплатить, он ответил двумя хохмами: Уайльд мог бы заплатить за закат тем, что перестал бы быть Уайльдом, а позднее добавил, что Уайльд не смог оценить красоту заката, потому что не смог увидеть закат.[18] Да, цинику лучше не быть циником, лучше глянуть на мир свежими глазами — а все-таки Уайльд был более верен духу Библии, чем экзистенциалист Честертон. Бог не только не возражает против того, чтобы платили за красоту заката, Он даже требует платы. Если бы Христос говорил в стиле Честертона, Евангелие бы читали немногие, но Христос говорил скорее в стиле Уайльда, оставаясь Христом. Потребительская цивилизация наших дней ближе к Иисусу, чем истребительная цивилизация крестоносцев. А ведь именно ее Честертон считал главной угрозой, считая, что изобилие вульгарных и безвкусных вещей не оставляет людям времени на отдых, мысль и творчество.[19] Оказалось все-таки, что изобилие вещей более благоприятно для мысли, чем изобилие священников. Самого Честертона его единоверцы прибили бы в любой век, когда христианство было в силе. Только господство бесчисленных уайльдов, циников и скептиков, обеспечивало Честертону высокую репутацию в глазах Церкви.

В “Автобиографии” Честертн писал, что терпимость ведет к тупости? “Религиозная свобода теоретически означает, что всякий свободен обсуждать религию. Практически она означает, что почти никому не разрешается даже упоминать ее”.[20]

Биографы подчеркивают, что Честертон вернул юмор в христианство. Да, он это сделал, но ведь это все-таки сомнительная услуга: что ж это за религия, которая две тысячи лет обходилась без юмора? К тому же Честертон не столько смеялся внутри Церкви, сколько высмеивал высмеивающих Церковь, а что простительно Вольтеру, не простительно Папе — или любому другому христианину. К тому же нечестно забывать, что начав за здравие, Честертон закончил заупокой — в отличие от Бернарда Шоу, который шел, скорее, обратным путем.

Христиане, увы, слишком подчеркивают, что Честертон многих обратил ко Христу. Среди скальпов, которые он мог подвесить к своему поясу, — Льюис, Ивлин Во, Грэм Гри, Дороти Сэйерс. Но в конце концов, это довольно сомнительная мерка.

Pearce, Joseph. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. pp. 522.

Назвать Бога Четвергом, чтобы искупить грех Робинзона, назвавшего человека в память о Страстной Пятнице.

Честертон называл своих противников ничтожными, вздорными, тупоумными людьми. Так не обратишь врагов веры в ее друзей, но Честертон и не скрывал, что он — рыцарь, защитник веры, а не миссионер, делатель верующих. Беда не в том, что рыцари мешают миссионерам (кстати, не всегда — есть люди, которых не обратить лаской, а кулаком — можно). Беда в том, что его противники действительно были ничтожествами. Поэтому сегодня они совершенно забыты. А вот противники Бернарда Шоу — фарисейство, национализм, хищничество, глупость не интеллектуалов, а политиков — они живы и, хотя изменились, но незначительно. Поэтому даже Маркса иногда интереснее читать, чем Честертона, а уж Шоу почти всегда не только интереснее, но и легче — глазам не приходится огибать то, что устарело, хотя, к сожалению, не приходится глазам и подыматься к небу. Честертон защищал Истину, Шоу — правду, приземленную социальную и интеллектуальную справедливость, и оказалось, что Истина меньше нуждается в защите, ее враги глупее, мельче и мимолетнее. Что, между прочим, вполне логично: чем разумнее человек, тем он осторожнее. Умный вор не будет залезать в окно королевского замка, ограничится супермаркетом.

Писал с гневом о “современном человеке”, что он “похож на путешественника, забывшего, куда едет, и возвращающегося туда, откуда выехал, чтобы выяснить, куда следовать”.[21] Любопытно, что именно о нем среди друзей ходил миф как о человеке, который во время лекционного турне, куда едет, и отправившего жене телеграмму с просьбой напомнить пункт назначения. Еще интереснее, что во всех вариантах этого мифа называется разный город: то Честертон телеграфирует из Ливерпуля, то из Бристоля. Самое же интересное, что он именно телеграфирует жене, а не возвращается. Он сам бы не таким уж “радикальным” мыслителем, возвращающимся к истокам. Он часто (слишком?), вполне по-викториански, доверял авторитету того, кого любил — католички-жены, католика-друга, Католической Церкви. Он возвращался к Церкви через авторитет красоты и нравственности. Но все-таки подлинное радикальное расставание с Богом есть расставание со всяким авторитетом, и подлинное религиозное возрождение есть возрождение в том центре вселенной, где не жена или друг, не красота или этика, а только и сам Христос. Этого опыта у Честертона либо не было (что вряд ли, лгать он бы не стал), либо он, как и подобает викторианцу, его не смог или не посчитал нужным выразить. Он был не слишком откровенно религиозен, а недостаточно. Но любили его христиане за то, что все-таки он был намного откровеннее, чем такие “христиане от рождения”, как его жена и лучший друг Беллок, намного откровеннее, в конце концов, чем сама Церковь, какой она стала к девятнадцатому веку: сухая, высокомерная, говорящая о Христе таким тоном, что лучше бы уж помолчала.


[1] Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. P. VII.

[2] Пирс, 73.

[3] Pearce, с. 76.

[4] Pearce, с. 77.

[5] Pearce, с. 94.

[6] Пирс, с. 103.

[7] Пирс, с. 108.

[8] Пирс, 110.

[9] Пирс, 112.

[10] Пирс, 190.

[11] Пирс, с. 239.

[12] Пирс, с. 242.

[13] Пирс, с. 244.

[14] Пирс, с. 271.

[15] Пирс, с. 283.

[16] Пирс, с. 125.

[17] Пирс, с. 126.

[18] Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. P. VII-VIII.

[19] Лекция в Торонто, 1930, Culture and the Coming Peril: “People were inundated, blinded, deafened, and mentally paralysed by a flood of vulgar and tasteless extermals, leraving them no time for leisure, thought, or creation from within themselves.” Цит. по: Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. P. IX.

[20] По изданию Лондон, 1936, с. 238. Цит. по: Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. P. Х.

[21] Цит. по: Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996. P. VIII.


 

Голову даю на отсечение, что когда Честертон говорил "школьники часто молчат о мерзостях, которые творят с ними в школе" (1929, с. 280), он имел в виду свой личный опыт, который так и остался тайной. Эти слова совершенно были им сказано не в связи с контекстом, это чисто фрейдистская проговорка. Бедняга!

Притягивает свежесть взгляда, отталкивает агрессивность. У многих последователей Честертона агрессивности не меньше, свежести нет вовсе. Так же он немножко расист (о мистере Моисее: "бесцеремонно посмеивался, с бесстыдным рационализмом другой расы" - 1913, с. 23; и еще в 1914 г. упорно: "Для меня до сих пор остается загадкой дело Дрейфуса" (с. 244). Честертоновская агрессивность есть неспособность сказать просто "Христос воскрес", умение говорить лишь "вы неправильно думаете, что Христос не воскрес". Немногим лучше, когда он выбирает косвенную формулу: "вы понимаете, что они неправильно думают...". Совесть немножко его грызла, отсюда его замечание: "вы не боитесь борьбы, а это лучшее в нетерпимости и молодости" (1925, с. 131). Нетерпимость действительно связана с молодостью -- как прелюбодеяние с браком, как попытка воспроизвести подлинник бесконечными фальшивками -- с подлинником. Как пройти между нетерпимостью и равнодушием? Стать молодым.

Агрессивность его иногда отталкивает -- как постоянные насмешки над пацифизмом или трезвенничеством (особенно потому, что в эпоху Честертона пацифизм был насмешки достоин, в отличие от трезвенничества, которое не заслуживает даже насмешки). Иногда она превращает его парадоксы в софизмы ("если бы в дела клерикалов не вмешивались, клерикализма было бы куда меньше", 1922, с. 304 -- как же, ждите! Иногда это даже не софизм, а просто гнусноватая пошлость (увы!): "В наши дни серьезно обсуждают равноправие женщин, как будто может быть неравноправие между ключом и замком" - 1906, с. 157.

Но чаще эта агрессивность обезоруживает своей гипертрофированностью, как защита религиозных войн или даже подходит к ангельскому непротивлению злу: "Теперь говорят, что нельзя наказывать за ересь. Я часто думаю, вправе ли мы наказывать за чтоь-либо другое" (1908, с. 47). Это ведь оправдание "чрезмерности" политкорректности. В конце концов, и потребительская цивилизация есть цивилизация юродивых, которые пренебрегают обрядами, чтобы хранить заповеди, которые желают своего добра, чтобы не желать чужого (характеристика жив-человека, 1913, с. 137, ср. Юродство). Но Честертон боялся, что развитие пойдет в другую сторону -- если бы он не выразил этого страха, возможно, оно бы и пошло, и было бы не до смеха, а теперь мы можем подсмеиваться над честертоновской боязнью дарвинизма и эволюции как постепенном приучении людей к пороку (1914, с. 294).

Защита Средневековья: "Я не думаю, что тогда не было греха и страданий. Я только думаю, что и грех, и страдания так и называли" (1927, с. 74) Реальное Средневековье было ужасно как раз гипетрофированным символизмом, новоязом, превосходящим и буржуазное лицемерие, и социалистическое. Для большинства грехов, которые мы теперь видим ясно, даже и слов-то не было -- господствовала близорукость, когда все именовали гордыней.

Честертон противопоставляет гуманизм христианству как земное -- небесное. Гуманист считает, что бить человека нельзя, потому что ему больно, а нельзя бить человека потому, что это его унижает (1910, с. 290). Но гуманизм равняется на слабейших, то есть, на палачей, он дает норму, которая останавливает палача. Рассуждения о достоинстве человека палача не остановят, просто пытку обставят так, чтобы не унижать жертву. Жанну д'Арк не унижали, ее высокоторжественно сожгли, не говоря уже о менее заметных, но более многочисленных жертвах инквизиции. Конечно, напоминать об инквизиции -- пошло. Но все-таки это менее пошло, чем защищать инквизицию, хоть саму по себе, хоть в сравнении с гулагом. О, конечно, Честертон не защищал инквизицию, напротив, он писал: "Пытать людей нельзя, и если даже их пытает церковник, надо схватить его за руку. Но ваш Толстой говорит, что никого никогда за руку хватать нельзя" (1910, с. 375). Тут главная ошибка -- думать о Толстом как о чужом, о "вашем". Да Толстой ничего путного не сказал, кроме того, что "ваш Христос" -- то есть Христос Евангелия -- действительно никого за руку не хватал. Это маленькое наблюдение перевешивает все богословские упражнения Честертона. Всякая инквизиция начинается с посыла: "Если мир оставить без присмотра, он станет безумней любой веры" (1910, с. 375). Проблема эта не решаема словами, она решаема историей: двадцатый век показал, что всякий нецерковный присмотр плох. Но это не отменило того, что показали предыдущие восемь веков: что церковный присмотр тоже нехорош.
 
 

Честертона приятно читать, потому что он любит материальный мир и передает другим свежесть своего восприятия, делая обычное необычным. Но если читать много Честертона, его любовь к миру начинает настораживать, как его самого чисто по-английски настораживала чья-то сосредоточенность на одном каком-то состоянии, от радости до учености. Да, святой Франциск написал гимн творению, но сделал это один-единственный раз и чаще распевал не этот гимн, а совсем другие, обычные. Ненавидеть мир можно по-разному, любить -- тоже. Всякий христианин ненавидит "мир и то, что в мире", то есть порабощенность греху, ненавидит рабство и революционер (например, русский профессор в рассказе "Желтенькая птичка", но христианин освобождает себя, революционер -- взрывает мир. Честертон же делает нечто третье: он защищает несвободу самым худшим способом, то есть, не по-английски, а по-немецки, объясняя, что канарейка свободна только в клетке. "Что это, в сущности, такое -- свобода? Безусловно, в самую первую очередь - это возможность быть самим собой. В известном смысле, желтая птичка была свободна, когда сидела в клетке. Она могла свободно пребывать в одиночестве. Могла свободно петь. В лесу же от нее полетят пух и перья, и голос ее умолкнет навеки. ... Когда мы равны самим себе, то есть свободны, свобода наша тоже ограничена. Ее ограничивают мозг и тело, а если мы вырвемся из этих оков, то перестанем быть собою, превратимся в ничто" (1929, с. 146). Теологически, это чистейший гностицизм, страх перед плотью, отношение к телу как к темнице, обесценивающее всякое восхищение материальным миром. Это натужное восхищение золотой рыбки своим аквариумом. И дело не в том, что аквариум не заслуживает восторга, а в том, что восторга заслуживает именно то, что наше тело -- не оковы, а наш мир -- не аквариум на столе у Творца, а сгусток крови в Его сердце.

Вечная проблема 20 века: грести и правым веслом, и левым, отбиваться и от коммунизма, и от -- нет, не капитализма, а пороков капитализма. В этом разница между коммунизмом и капитализмом: по видимости две одинаково жестокие системы, но у коммунизма нет пороков, а у капитализма есть. Или, что то же, в коммунизме умерли и добро, и зло, в капитализме и добро, и зло расцветают пышным цветом. Беда Честертона, что он мыслил классово, но если бы он не замечал классовой драмы, ему было бы горе. Он знал рецепт ("чтобы покончить с неравенством классов, надо не обличать его, как мятежники, а просто не замечать, как дети"), но не было еще провизоров, которые бы изготовили по этому рецепту снадобье. 


Цитаты

Апофатизм

Многие наши затруднения -- и в релгии, и в других сферах -- возникают потому, что мы путаем слова "неясный" и "неопределимый". Когда тот или иной духовный факт называют неопределимым, нам сразу же представляется что-то туманное, расплывчатое, вроде облака. Но мы грешим здесь даже против здравого смысла. То, что нельзя определить, -- первоначально, первично. Наши руки и ноги, наши пложки и ложки -- вот что неопределимо. Неопределимо неоспоримое. Наш сосед неопределим, потому что он слишком реален. Для некоторых духовные факты столь же грозно и ощутимо близки, и Бог для них -- неопределим, потому что слишком реален. - 1906, с.14.

Беспечность

Беспечный человек способен, сам того не заметив, взять пищу не у Бога, но у ближнего, и взять не спросивши. - 1906, с. 131.

Благополучие

Чем тверже и благополучнее наше положение, тем яснее. что живем мы в иллюзорном мире, ведь реальный мир совсем не благополучен. Чем яснее и четче для нас наше превосходство, тем больше оснований считать, что мы грезим наяву. Ведь реальный мир не ясен и не бесспорен, он полон глубоких сомнений и грубых неожиданностей. ... Между комнатой, увешанной коврами, и больничной палатой, обитой войлоком, разница невелика. - 1906, с. 100-101.

Благотворительность

Он сменяет милосердие на благотворительность, то есть на милосердие без доброты, напыщенное и лживое. - 1906, с. 167.
 

Величие

Есть великие, рядом с которыми все кажутся мелкими. Однако поистине велик тот, с кем каждый чувствует себя великим. - 1906, с.18.

Никто, как бы ни старался, не может прибавить себе росту хоть локоть, но можно прибавить много локтей, нисколько о том не стараясь. - 1906, с. 18.

Мы просили подкрепления сверху, когда нужно было укрепить дело снизу собственной надеждой, молодостью и яростью. Каждый из нас ждал вождя. Каждый должен был ждать случая, чтобы стать вождем самому. Если Бог когда-нибудь сойдет на землю, Он явится, узрев смелых. ... Великий придет, когда все мы будем чувствовать себя великими, а не малыми. Он явится в тот славный час, когда все мы почувствуем, что можем обойтись без него. - 1906, с. 20.

Вера

Сила Кромвеля в том, что он высоко ценил веру; сила веры -- в том, что она ценит Кромвеля не больше, чем кого-нибудь другого. и он, и его слуга могли одинаково рассчитывать на теплое местечко в гостеприимной геенне. Часто, и не без оснований, говорят, что вера помогает обычным людям чувствовать себя необычными; однако правильно и другое: вера помогает незаурядным чувствовать себя обыкновенными. - 1906, с.19.
 

Война

Единственно справедливые войны -- религиозные. и единственно человечные -- тоже. Ибо в этих войнах бьются -- или думают, что бьются за человеческое счастье, за человеческое достоинство. - 1904, с. 73.

Гордость

Когда ангел висит вниз головой, мы знаем, что он оттуда, с неба. Только тот, кто приходит снизу, высоко держит голову. - 1929, с. 259.

Теперь никак не поймут, что гордость -- грех, достойный осуждения; еще меньше понимают, что она -- достойная сострадания слабость.  - 1906, с.33.

Двойственность

Мистик полагает, что два мира лучше одного. В высшем смысле, конечно, все наши идеи -- отражения. ... Ж ивотные не имеют двойных мыслей; только человек сознает раздвоенность мысли, ... только человек может увидеть собственную свою мысль вверх ногами, словно дом, отразившийся в луже. - 1913, с. 77.

Девятнадцатый век

Разница между началом и концом XIX века элементарна и огромна. Начало века было полно всяого зла - и надежды. В конце его, fin de siecle, было много хорошего; но люди только и спорили о том, какая от хорошего польза. - 1906, с.16.

Демократия

Ср. величие

Диоген искал честность в каждой норе и пещере, но не подумал искать ее в сердце разбойника. Однако именно там нашел ее Христос: Он нашел честного человека на кресте и общал ему рай. Христианство искало праведника в разбойнике, демократия -- мудреца в глупце, и глупец становился мудрым. Мы можем назвать это оптимизмом, можем назвать и равенством, но точнее всего будет слово "надежда". Здесь есть свои перехлесты -- непонимание, что такое первородный грех, идея, что образование всех сделает хорошими, ребяческое, хоть и педантичное представление о том, что все можно исправить. Однако те, кто так думал, искренне верили в неисчерпаемость души, а вера эта ни в малейшей степени не противоречит христианству. ... Христианство учит, что любой может, если захочет, стать святым; демократия -- что каждый может, если захочет, стать гражданином. - 1906, с.21.

Все демократические теории и самое чувство равенства восходят к двум духовным истинам. Люди явно и несомненно равны в двух вещах. ... Все одинаково трагичны -- вот первая истина. А вторая, не менее высокая, говорит, что все одинаково [154] смешны. Никакое страдание не наводит такого ужаса, как неизбежность смерти. Ни одна причуда, ни одно упорство не могут быть такими же смешными, как та нелепость, что у нас две ноги. Всякий человек бесконечно велик, когда теряет жизнь; всякий бесконечно смешон, когда теряет шляпу и бежит за ней. ... Когда речь идет о том, что все люди разные и все они интересные, конечно, нет демократа выше Диккенса. Но если говорить о другом -- о достоинстве всех людей, -- ... нет демократа выше, чем Вальтер Скотт. - 1906, с. 153-4.
 

Журналистика

Министр иностранных дел - алкоголик и наркоман. Заяви такое о человеке, который может тысячами посылать англичан на бессмысленную смерть, обвинят, что переходят на личности. Если какой-нибудь бедолага-машинист напьется и отправит к праотцам человек тридцать-сорок, никто не жалуется, что, сообщая такой факт, мы переходим на личности. - 1922, с. 233.

Самое хорошее в человеке ты постигнешь лишь тогда, когда узнаешь о нем худшее. Мы не поймем странной человеческой души, видя в реальных людях лишь безупречный муляж, которому неведомы ни флирт, ни подкуп. Жизнь прожить достойно даже во дворце, и даже в парламенте есть место для добрых поступков. - 1922, с. 235.

Зло

Быть плохим -- одно, совершать преступления -- другое, это не всегда связано. Самые страшные преступники не совершают никаких преступлений. - 1935, с. 387.

Великий парадокс нравственности (который сумели выразить только религии) учит, что легче всего совершить самые гнусные грехи. Мы читаем в романах и балладах о человеке, способном убить или курить опиум, который никогда не опустится до лжи, трусости и "прочих низостей". Однако в жизни убийство и опиум далеко не столь уж соблазнительны; вечное искушение для человека -- искушение низостью. Постоянно существующая возможность -- стать трусливым лицемером. Легче всего упасть в низший из кругов ада, туда, где обитают предатели. Один из признаков правдивости Библии то, что она не наделяет своих героев великим грехами: Давид и апостол Петр грешат мелко и вероломно. - 1906, с. 148.

Есть два пути борьбы со злом. И между этими двумя путями в современном сознании глубочайшая пропасть. Одни боятся зла, потому что оно далеко. Жругие -- потому что оно близко. ... Вы называете преступление ужасным потому, что вы сами не могли бы совершить его. Я называю его ужасным потому, что представляю, как бы мог совершить его.  - 1927, с. 326.

Идеалисты

Идеалисты бывают двух родов. Одни идеализируют реальное, другие -- их намного меньше -- воплощают идеальное. - 1914, с. 235.

Интеллигенция

Крестьяне пьют и уподобляются скотам -- но они хотя бы не болтают, уподобляясь бесам. 1910, с. 295.

Капитализм

Коммунизм -- ересь; но не из тех ересей. которые вы принимаете как должное. Как должное все принимают капитализм, нет, скорее пороки капитализма, скрытые под маской дарвинизма. ... жизнь -- это непрерывная борьба, и выживет сильнейший, и вообще не важно, по справедливости заплатили бедняку или нет. Вот где настоящая ересь, дорогие друзья. К ней вы приспособились, а она во всем страшнее коммунизма. Вы принимаете как должное антихристианскую мораль или отсутствие всякой морали. - 1935, с. 386.

Диккенс "рьяно напал .. и на дешевый совет жить дешево, и на низкий совет жить приниженно, а больше всего -- на странную аксиому, согласно которой богатые вправе давать советы бедным, а не бедные богатам. - 1906, с. 113.

Литература

Диккенс был так популярен не потому, что создавал мнимый мир, а потому, что создавал мир истинный, в котором душа наша может жить. Современный "боевик" в лучшем случае коротенький антракт в нашей жизни. Но в дни, когда выходил Пиквик, люди считали жизнь антрактом между очередными выпусками. - 1906, с. 70-71.

Люди любят определенную литературу и предпочитают ее, даже если она плоха, другой, даже очень хорошей. Это вполне разумно, ведь черта, разделяющая жанры, реальна, как черта между слезами и смехом. Предлагать первоклассную трагедию вместо дурной комедии не умнее, чем угощать лучшим мороженым человека, мечтающего о горячем кофе. - 1906, с.  73.

Любовь

Неверно думать, что любовь объединяет и уравнивает людей. Любовь помогает стать разными, потому что выявляет личность. Объединяет, уравнивает ненависть. - 1906, с. 157.

Конец жизни не так трагичен. как конец любви. - 1906, с. 137.

Сила супружеской любви -- от Бога, вот почему любовь эта страшна, если с Богом порывает.... Когда вино Каны скисает, оно становится уксусом Голгофы. - 1927, с. 457.

Меч

Человек недостоин носить меч, если он не держит его за лезвие. Пусть рука его истекает кровью; зато он видит крест. - 1927, с. 86.

Мистика

Истинные мистики не прячут тайн, а открывают их. Они ничего не оставят в тени, а тайна так и останется тайной. 1922, с. 40.

Мода

Христианство всегда немодно, ибо оно всегда здраво, а любая мода в лучшем случае -- легкая форма безумия. 1910, с. 303.

Все мы, видевшие много поветрий, знаем этот неопределимый, но очень определенный миг. Он бывает везде, от женских прав до женских причесок, и отделяет новую моду от моды как таковой. До него модных людей может быть сколь угодно много, но они заметны; после него заметен только тот, кто моды не принял. - 1927, с. 83.

Наука

Наука - величайшая вещь, если это наука. Настоящая наука -- одна из величайших вещей в мире. Но какой смысл придают этому слову в девяти случаях из десяти, когда говорят, что сыск - наука, криминология - наука? Они хотят сказать, что человека можно изучать снаружи, как огромное насекомое. По их мнениею, это беспристрастно, а это просто бесчеловечно. - 1927, 185-6.
 

Норма

Нормально побывать ненормальным. Наступает это тогда, когда внутренний и внешний мир существуют отдельно, сами по себе. Долговязые, здоровые юнцы, которым вроде бы и дело есть только до крикета и школьного кафе, жить не могут от скрытого и страшного недуга. ... Внутренняя жизнь в такую пору неизмеримо больше внешней. Человек не знает, как сообразовать их, а чаще всего и не пытается. Его ум, его "я" кажутся ему огромными и всеобъемлющими, все прочее далеким и маленьким. Но есть и другое: мир огромен и страшен, а собственные мысли так хрупки, что их надо поглубже спрятать. - 1929, с. 280.

Необычное -- повсеместно, обычное -- национально и неповторимо. В Кельнском соборе те же своды, что и в Кентерберийском, но нигде, кроме Германии, вы не отыщете немецкой пивной. ... Любознательный англичанин целый день проведет в кафе; любозначительный француз -- в кебе. - 1906, с. 104.

Поэты могут сходить с ума только в том случае, если окружающие их люди останутся нормальными. - 1929, с. 287.

Оптимизм

Если мы хотим спасти угнетенных, нам необходимы два чувства, несовместимые на первый взгляд. Мы должны в одно и то же время и очень жалеть несчастных, и очень любить, очень ценить. Мы должны горячо утверждать и то, что они пали, и то, что они достойные люди. Если мы уступим хоть немного в первом пункте, нам скажут, что их не за что спасать. Если уступим во втором, нам скажут. что их спасти невозможно. Оптимист возразит, что и так хорошо; пессимист -- что хорошо все равно не будет. Мы же должны уразуметь и то, и другое; считать угнетенного и червем, и богом; и пусть нас обвиняют (или, если хотите, пускай льстят нам), говоря, что мы хотим усложнить проблему. По-моему, это соображение -- самый сильный довод в пользу религиозного взгляда на жизнь. Если достоинство даровано человеку на земле, мы можем не заметить, что на земле он не так уж достоин. Если достоинство это даровано небом, мы вправе смотреть на его земные пороки со всей прямотой Золя. Если у нас идеальное представление о другом мире, мы можем реально взглянуть на этот. ... И преклонение перед бедняком и тревога за него сами по себе не помогут изменить его участь. Если бедный слишком хорош, его не жалко; если он слишком жалок, то достоин лишь презрения. Самодовольные оптимисты не считают его бедняком. Ученые пессимисты не считают человеком.
      Из-за этого постоянного противоречия на свете извечно существует два типа рефоматоров. Назовем их, как принято, пессимистом и оптимистом. Первый исходит из того, что души гибнут; второй -- из того, что их стоит спасти. Оба, конечно, правы, но метод у них разный, и жизнь они видят по-разному. Реформатор-пессимист сообщает нам, сколько хорошего загубило угнетение. Реформатор-оптимист еще свирепей и радостней сообщает, сколько хорошего оно загубить не смогло. Первый доказывает, что рабство сделало людей рабами; второй -- что они остались свободными. - 1906, с. 170.

Нетрудно понять, почему побеждает прекраснодушный реформатор. Он побеждает, потому что поддерживает в нас несокрушимую веру, что игра стоит свеч, победа стоит борьбы, люди -- освобождения. ... Победа их -- победа веры, она стоит на решительность ут [171] верждении ценности человеческой жизни и каждодневной жизни. Оптимист никогда не согласится, подобно столь великому множеству жалостливых пессимистов, что жизнь человеческая когда-либо утратит человечность.

Если оптимизм в том, чтобы все хвалить, то чем человек оптимистичней, тем печальней. Если ему удастся признать благим все, хвала его обретет опасное сходство с вежливой скукой. Он скажет, что болото не хуже сада, думая при этом, что сад скучен, как болото. - 1906, с. 175.

Мир не надо оправдывать машинально и бодро; не надо говорить, что он лучший из всех возможных миров. Он хорош не тем, что понятен и благоустроен, а тем, что непонятен и фантастичен. Он чудесен именно потому, что нам никогда его не выдумать; даже мысль о нем показалась бы нам глупой или слишком прекрасной. Наш мир -- самый лучший из невозможных миров. - 1906, с. 177.

Оптимист преображает мир больше, чем пессимист; тот, кто считает, что жизнь хороша, может изменить ее к лучшему. Это кажется парадоксом, но причина тут проста. Пессимиста зло приводит в ярость, оптимиста -- удивляет. Реформатору необходим простодушный дар удивления. ... Для него мало признать несправедливость мерзкой -- ее надо признать нелепой, ненормальной, достойной смеха, а не слез. ... Доктор Джонсон смотрит на людей сквозь черные очки, но остается консерватором. Руссо глядит на людей сквозь розовые очки, но готовит революци. ... Оптимист Диккенс высмеивает тюрьму Флит, и она исчезает. Пессимист Гиссинг высмеивает предместье, и предместье живо до сих пор.  - 1906, с.17.

Когда подумаешь, как живут те, кого мы считаем вульгарными, слова "вульгарный оптимизм" начинают казаться хоть и странной, но самой высокой хвалой человечеству. Они так же нелепы, как "пошлое мученичество" или "заурядное распятие". - 1906, с. 165.
 

Патриотизм

Патриотизм -- отнюдь не первая добродетель. Стоит только притвориться, что это первая добродетель, и он вырождается в пруссачество. Но иногда патриотизм остается последней добродетелью.- 1922, с. 238.

Пессимизм

Пессимизм и несчастье никак не связаны. В сущности, они исключают друг друга: печаль основана на том, что человек хоть что-то ценит, пессимизм -- на том, что он не ценит ничего. - 1906, с.35.

Права человека

В Диккенсе "глубоко укоренилось чувство, отличавшее всех старых радикалов, особенно английских: он верил, что личные права, в том числе его собственные, не только полезны, но и священны. Ему не казалось, что защита их менее праведна и серьезна, когда речь идет о тебе самом; он вообще делил требования не на корыстные и бескорыстные, а на справедливые и несправедливые ... американцы брезгливо и сердито обличали его личную заинтересованность, но он ее не скрывал и размахивал ею, как знаменем. ... Они считали, что он бы не долежн говорить о деньгах, потому что его это лично касается. Он же считал, что именно поэтому говорить должен. - 1906, с. 95.

Правительство

Всякое правительство -- представительно, пока оно не начинает разлагаться. К несчастью очевидно, что всякое правительство начинает разлагаться в мгновение, когда оно начинает править. - 1911, Пирс, с. 179.

Разговорчивость

Именно смиренные люди говорят много, гордые слишком следят за собой. - 1908, с. 16.

Сатанизм

Христос сошел в ад, сатану туда свергли. ... Сатана хотел возвыситься и пал. Христос умалил Себя -- и вознесся во славе. Бог может быть смиренным, дьявол -- только униженным. - 1910, с. 344.

На свете есть вера, которая гораздо хуже атеизма. Зовут ее сатанизмом, а заключается она в том, что человек считает Богом самого себя. - 1929, с. 282.

Поклонник дьявола горд и хитер; он любит властвовать и пугать невинных непонятным; он хочет, чтобы у детей мороз подирал по коже. Вот почему сатанизм -- это тайны, и посвящения, и тайные общества, и все такое прочее. Сатанист видит лишь самого себя, а каким бы великолепным и важным он ни казался, внутри него всегда прячется гадкая, безумная усмешечка. - 1922, с. 373.

Те, кто жалуется, -- просто обычные, хорошие, надоедливые люди; я ничего против них не имею. Но те, кто жалуется, что никогда не жалуется, -- это черт знает что! Да, именно черт. Разве это хвастовство своей стойкостью -- не самая суть байроновского культа сатаны? - 1927, с. 258.

Свобода

Только в диком порыве, обезумев и опьянев от свободы, люди могут создавать законы. Когда люди утомлены, они впадают в анархию; когда они сильны и жизнерадостны, они неизменно создают ограничения и правила. - 1913, с. 28.

Скачки

Народу гораздо важнее конское неравенство, чем людское равенство. 1927, с. 82.

Смех

Оба они -- и ужас, и юмор -- предельно человечны, то есть связаны с тем главным в нас, что не зависит от поверхностной разницы между людьми. - 1906, с. 75. Продолжение мысли см. выше.

"Лишать людей свободы — ужасный грех, но еще хуже лишать их радости" (The oppression of the people is a terrible sin; but the depression of the people is a far worse one." - 1920, Пирс, с. 252. Эссе против поэтов-пессимистов.

Человек, нашедший истину, пляшет как мальчик, нашедший монетку; радость его завершается чудачеством, как украшались химерами христианские храмы. В сущности, только правду можно преувеличить, все остальное не выдержит и лопнет. - 1906, с. 121.

Распятие -- смехотворно. Это сущая потеха. Это -- нелепая и позорная казнь, надругательство, которому подвергали жалкий сброд -- рабов м варваров, зубодеров и лавочников ... И вот кресты, эти древние виселицы, которые римские мальчишки для пущего озорства рисовали на стенах, ныне блещут над куполами храмов. ... Напрасно вы думаете, что убийственный смех непременно убивает. Петра ... распяли, и распяли вниз головой. Куда уж смешнее -- почтенный старик апостол вверх ногами? Ну и что? Так или иначе распятый Петр остался Петром. - 1904, с. 71. Ср. о жизнерадостности и свободе.

Люди убегают от жала великих сатириков, как от жала ехидны. Но верно и то, что они убегают от объятий великих оптимистов, как от объятий медведя. Ничто не влечет за собою больше проклятий, чем искреннее благословение. - 1913, с. 107.

Нынешние люди ничего не смыслят в жизни. Они ждут от природы того, чего она не обещала, а потом разрушают то, что она дала ... Я не знаю, хочет ли Бог, чтобы человек обрел на земле полное, высшее счастье. Но Бог несомненно хочет, чтобы человек повесилился; и я от этого не откажусь. Если я не утешу сердце, я его потешу. - 1914, с. 173.

Всякая радость, даже грубый смех, начинается с того, что мы найдем и сразим что-нибудь явственно дурное. - 1914, с. 239.

Нетрудно понять, почему сами поборники преувеличения не любят Диккенса; он не то преувеличивал. Они знают, что есть такая тоска, которую выразишь только гротеком; они не знают, что есть такая же радость. - 1906, с.24.

Люди не знают, куда может завести здравый и бодрый дух. Мы забыли, не в пример старым сказкам, что он заводит и в мир духовный. Если это не так, почему в нынешней мистике нет старого, народного веселья? - 1906, с.25.

Веселье -- не физическое, а мистическое явление и может быть глубоким, как горе. ... Шутка способна потрясти свод небес. Становясь все нелепей, уподобишься божеству; ведь от смешного до великого -- один шаг. - 1906, с. 25.

Как странно, что христиан считают врагами жизни, когда они хотят, чтобы она длилась вечно Еще удивительнее, что старых авторов комических книг считают скучными, тогда как они хотели дать вечную жизнь своим героям. И вечная радость народной веры, и вечный смех народной книги исчезли в наши дни. Мы слишком слабы, чтобы желать бессмертия. Нам кажется, что хорошее не должно быть в избытке, а это кощунство, оно низвергает небеса и разбивает надежду. Великие богоборцы не боялись вечной муки; мы боимся вечной радости. - 1906, с.64.

Мне нравится толпа, когда я возбужден и торжествую: только толпа умеет веселиться, как только петух умеет кукарекать. ... Но скорбь лучше выражает один, а не миллион. - 1901 г., письмо жене. Пирс, 65.

Связь смеха, простоты, кротости:

За простаком остается победа; он берет от жизни больше всех. ...Тот, кто достаточно мудр, чтобы прослыть глупцом, не будет обделен ни радостью, ни подвигом. Он сумеет веселиться в ловушке и спать, укутавшись сетью. [Пс. 56, 7] ... Это прекрасно выражено в точном слове: "провести". Тот, кого провели, вошел внутрь, в самую суть бытия. Обстоятелсьтва привечают его. С факулами и трубами, как гостя, вводят они в жизнь простака и отвергают недоверчивых. - 1906, с. 69.

Скука греха:

Необычно и ценно попасть в цель; промах - нелеп и скучен. Когда человек, приручив стрелу, поражает далекую птицу, мы видим в этом величие. почему же не увидеть его, когда, приручив поезд, он попадает на дальнюю станцию? Хаос уныл, ибо в хаосе можно попасть и на Бейкер-стрит, и в Багдад. ... Мне не нужны ваши стихи и рассказы, мне нужно расписание поездов! - 1908, с. 13.

Тот, кто смеется один, почти наверняка или очень плох, или очень хорош. Он поверяет шутку или Богу, или дьяволу. - 1927, с. 291.

Снобизм

Покаявшийся святой простит себе грех, светский человек не простит промаха. Можно искупить убийство, но не пролитый суп. - 1906, с. 33.

Чем меньше значит совесть, тем важнее манеры, и тот, кто утерял страх перед Господом, сохранит страх перед слугой. Мы попадаем в другое, низшее рабство. Нарушив главные законы, нельзя обрести свободу, даже анархию. Можно обрести низшие законы. - 1906, с. 128.

Вкус к дурному обществу не сделает вором. Ворами часто становятся те, кто любит высшее общество. 1927, с. 12.

Счастье

Высшее счастье, известное нам со времен изгнания из рая, -- это счастье несчастных. ... Ни один рассказ о человеческих наслаждениях, ни утопия, ни земной рай не в силах передать самую суть счастья так полно, как описание нечастых развлечений бедняка. - 1906, с. 166.

Теология

Теология - это просто та часть религии, которая требует мозгов. - 1911, Пирс, с. 173.

Техника

Техника стала такой бесчеловечной, что уподобилась природе. Она стала второй природой, далекой, жестокой, равнодушной. Рыцарь снова блуждает в лесу, только вместо деревьев -- трубы. Ваша мертвая система так огромна, что никто не знает, где и как она сломается. Все рассчитано, и потому ничего нельзя рассчитать. Вы приковали человека к чудовищным орудиям, вы оправдали наваждение Дон Кихота: мельницы ваши -- великаны. 1927, с. 119.

Тоталитаризм

Не активность, а пассивность тирании сводит с ума. Не могущество, а равнодушие божества ненавистно нам. Самый нестерпимый для нас ответ -- молчание. - 1906, с. 130.

Трезвенничество

Трехвенник, человек равнодушный может привести много безупречных доводов, как и противник просвещения, ниспровергающий университеты, и непротивленец, отрицающий воинскую повинность. Однако он поступается одной из тех великих ценностей, которые человек внес в мир. Трезвенники выражаются неточно, когда [139] говорят, что пьяница доводит себя до скотского состояния. Человек, умеющий пить в меру, -- просто человек. В человеке, пьющем сверх меры, пробуждается дьявол. То, что связано, подобно вину, с чисто человеческой, творческой частью души, не может приблизить нас к чисто животному состоянию. Животному, в точном, буквальном смысле слова, может уподобиться только трезвенник. - 1906, с. 138-139.

Уют

Слово "уют" говорит о том, что маленькое предпочитают большому и любят именно за то, что оно мало. Тому, кто справляет праздник, нужна хорошая комната -- он бы и гроша не дал за хороший материк. ... В ненрмальной жизни иначе нельзя -- нервным людям необходим простор. Но в наших отцах было достаточно широты и здоровья, чтобы жить по-человечески и не думать о гигиене. Они были достаточно крупны, чтобы уместиться в маленьких комнатах. - 1906, с. 109.
 

Фанатизм

Он стал фанатиком, чья пища -- одно лишь будущее. - 1914, с. 250.

Фарисейство

Миссионеры бывают двух видов: умные и глупые. И те, и другие глупы. Во всяком случае, ни те, ни другие не понимают того, что я понял. Глупый миссионер говорит, что дикари отправятся в ад за идолопоклонство, если не станут трезвенниками и не наденут гляп. Умный миссионер говорит, что дикари даровиты и нередко чисты сердцем. Это правда, но ведь не в этом суть! Миссионеры не видят, что у дикарей очень часто есть вера, а у наших высоконравственных людей никакой веры нет. - 1930, с. 372.

Никто не слышал, чтобы филантроп обходился без бензина, или без пишущей машинки, или без множества слуг. Куда там! Он обойдется без чего-нибудь простого и доступного -- без пива, без мяса, без сна, -- ибо они напоминают ему, что он только человек. - 1914, с. 229.

Церковь

Церковь -- не клуб. Если из клуба все уйдут, его просто не будет. Но Церковь есть, даже когда мы не все в ней понимаем. Она останется, даже если в ней не будет ни кардиналов, ни папы, ибо они принадлежат ей, а не она -- им. Если все христиане внезапно умрут, она останется у Бога. Неужели вам не ясно, что я больше верю Церкви, чем себе? Нет, что я больше верю в Церковь, чем в себя самого? - 1910, с. 285.

Воинствующая Церковь в течение восемнадцати веков -- не парад, но вечно подавляемый бунт. 1913, с. 97.

Чувствительность

Великие авторитеты нашей словесности -- например, Джейн Остин и Чемберлен -- противопоставляют слова "разумный" и "чувствительный". На самом деле это не антонимы, а очень близкие понятия. ... Человек, понимающий прелесть бифштексов, проявляет чувствительность. Человек, ощущающий прелесть луны, выказывает раузм. Однако нетрудно понять, почему так принято разграничивать чувство от разума, особенно от здравого смысла. Когда чувствительность распределена равномерно, ее называют здравым смыслом, когда же она сосредоточена на чем-нибудь одном, ее зовут чувствительностью. Разделение это неудачно; плохо не то, что человек чувствителен к чему-то, а то, что он нечувствителен ко всему другому. Девица, глядящая всю жизнь на звезды, плоха не тем, что чувствует прелесть звездного света, а тем, что не чувствует беспокойства близких. Поэта, который без устали читает свои стихи, обливаясь слезами, можно смело упрекнуть в бесчувственности -- ведь он не ощущает того ритма общественной гармонии, который столь приблизительно зовется приличиями. Вежливость как поэма: она полна повтором. Это равновесие чувствительностей мы зовем здравомыслием. - 1906, с. 85.

Чудо

Новейший здравый смысл смешал в одно два разных понятия: мы называем тайной все чудесное и в то же время запутанное. От чуда замирает сердце, но суть проста. На то оно и чудо и послано нам Богом или дьяволом, а не петляет кривыми тропами природы и людских желаний. 1911, с. 126.

Я могу поверить в невозможное, но не в невероятное ... Если вы скажете мне, что великого Гладстона в его смертный час преследовал призрак Парнела, я предпочту быть агностиком и не скажу ни да, ни нет. Но если вы будете уверять меня, что Гладстон на первом приеме у королевы Виктории не снял шляпы, похлопал королеву по спину и предложил ей сигару, я буду решительно возражать. - 1922, с. 350.

Я скорее поверю священнику, который верит в чудо, чем разуверюсь в праве любого человека на доверие к факту. - 1922, с. 371.

Я верю в чудеса. Я верю и в тигров-людоедов, но они мне не мерещатся на каждом шагу. Если мне нужны чудеса, я знаю, где их искать.  - 1922, с. 373.

Шарлатанство

Если это шарлатанство, я ничего против не имею ... Если кто-нибудь притворится шпионом и станет лгать противнику, вреда не будет. Но если человек действительно работает на врага... - 1927, с. 242.

Эволюция

Эволюция (мрачный враг революции) не так уж уверенно отрицает Бога, однако она твердо отрицает человека. - 1906, с. 171.

Юродство

Все духовные силы этого человека были направлены к тому, чтобы строго разграничить обрядность и веру. Он нарушал обычаи, но заповеди он соблюдал. ... Если он может пренебречь обрядностями, то лишь потому, что он свято хранит заповеди. - 1913, с. 137. Ср. характеристику простака, глупца.

Великий дурак -- тот, о ком не знаешь, нарочно он смешон или нечаянно; мы смеемся и над ним, и вместе с ним. Прекрасный пример -- обычный счастливый брак. Мужчина и женщина не смогут ужиться, если они не подтрунивают друг над другом. Каждый знает, что другой -- глупец, но глупец великий. - 1906, с. 163.
 

Даты жизни и публикаций

1879, 12 ноября - р. брат Сесиль.

1901 - знакомство с о. Конрадом Ноэлем, который больше влияет на его брата Сесиля, а Ч. остается при very haziest religiosity (Пирс, 69).

1902, окт. - выход второго сборника эссе, "Двенадцать типов" (Пирс, 68).

1903 - выход книги о Роберте Броунинге.

1903, 20 июня, Дейли Ньюс - эссе "Философия благодарения".
 

1904 - 22 марта выходит Наполеон Ноттингхилльский. Пер. В.Муравьева. Цит. по изд.: Честертон Г.К. В кн.: Избранные произведения в трех томах. Т. 1. М.: Художественная литература, 1990. Публикует биографию Джорджа Уаттса, художника. Сентябрь: уклоняется от диспута с Алистером Кроули, оккультистом, прославившимся в 1921 г., погубившем жену и ребенка  (Пирс, 96).

1906. Чарльз Диккенс. Пер. Н.Трауберг. Цит. по изд.: М.: Радуга, 1982.
1908 - Человек, который был Четвергом. Цит. по изд.: Честертон Г.К. Человек, который был Четвергом. СПб.: Азбука-классика, 1999. Пер. Н.Трауберг. 25 сентября - выход "Ортодоксии".
1909, лето - переезжают из Баттерси в Биконсфилд.
1910 - Роман "Шар и крест". пер. Н. Трауберг. Цит. по изд.: Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 3. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994.
1911 - Неведение отца Брауна. Цит. по изд.: Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 1. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994.
1913 - Жив-человек. Пер. К.Чуковского. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 2. М.: Художественная литература, 1990.
1914 - Перелетный кабак. Пер. Н.Трауберг.  Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 2. М.: Художественная литература, 1990. Мудрость отца Брауна.Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 1. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994.
1922 Недоверчивость отца Брауна. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 2. М.: Художественная литература, 1990. Особо: Небесная стрела. - Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 2. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994. Человек, который слишком много знал. - По изд.: Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 4. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994. С. 233.
1925 - Охотничьи рассказы. Цит. по изд.: Честертон Г.К. Возвращение Дон Кихота. В кн.: Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990.
1927 г. Возвращение Дон-Кихота. Пер. Н.Трауберг. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990. Тайна отца Брауна. - Там же. За исключением рассказов: Тайна отца Брауна и др. - Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 2. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994.
1929. Поэт и безумцы. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990. "Желтенькая птичка" цит. по изд,: Честертон Г. Избранные произведения в 4х томах. Т. 3. М.: Бук Чембэр Интернэшнл, 1994.
1930. Четыре праведных преступника. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990.
1936. Скандальное происшествие с отцом Брауном. Цит. по изд.: Честертон Г.К.  Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1990.
 

О нем:

Pearce J. Wisdom and Innocence: A Life of G.K.Chesterton. London, Sidney, Auckland: Hodder & Stoughton, 1996.
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова