Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ

Современники Иисуса исходили из того, что смотреть на хорошо одетого человека интересно, но невозможно, потому что тогдашняя номенклатура была крепко заперта в дворцах. Для них, для Иисуса, для христиан было важно, что есть люди, одетые хуже обычного не потому, что они работают меньше других, а потому, что они работают больше других (Мф. 11,8; ср. комментарий Златоуста). В XIX-XX веках это аукнулось в предпочтении интеллектуалами невзрачной одежды; это было возрождение не кинизма, а именно христианства, п.ч. киник плохо одевался не ради спасения других людей. Теперь уже никто не стремится спасать других (во всяком случае, напоказ, принудительно и планомерно). Но мода на обноски и рванину выжила, хотя рванина стала изысканнее царской мантии. Современный христианин обычно выглядит рядом с бунтующим подростком как фарисей рядом с Предтечей. Уже Кьеркегор это подчеркивал: буржуазная внешность может (не обязательно!) скрывать в себе ярость и огонь. Рваная одежда напоминает о горе, о крушении всего, о нищете, о нищете духовной, в общем, о выпадении человека из социума. Но рванина отделанная, нарочитая -- о том, что социум сам из себя выпал, распался на атомы, чтобы держаться отныне не силой тряпок, а иной. Это начиналось при Иисусе и следование за Христом всегда будет взрывать общество, потому что толпой в игольное ушко не пройдешь. Лохмотья -- все, что остается от одежды того, кто протиснулся в Царство Небесное.

*

Слова Спасителя: "об Иоанне: что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую? Что же смотреть ходили вы? человека ли, одетого в мягкие одежды? Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских" - это юмор. Это ни в коем случае не насмешка над аудиторией - Спаситель поощряет её, а не отталкивает, призывает лучше осознать, что их привлекло в Предтече. Однако, это явно насмешка над истеблишментом. С точки зрения современных представлений о юморе, довольно низкопробная - высмеивать внешний облик сейчас не принято. Но две тысячи лет назад нормы были другие, и Господь довольно часто обыгрывает внешний вид вообще и одежду в частности. Чего стоит насмешка над теми, кто "увеличивает воскрилия одежд своих". Юмор тут - в сравнении. Его можно привести к форме загадки (для юмора загадка является базовым жанром): "Что общего у холуя с холопом?" Или "Что общего у придворного с флюгером? у мантии с парусом?" Ответы понятны, они обыгрывают образ верчения, пустоты, легковесности. Камыш высок, но ветер легко его гнёт, камень лежит низко, зато неколебим. "Мягкость" дорогой одежды сцепляется с мягкостью всего, что поддаётся ветру. Дорогущий хитон оказывается чем-то вроде паруса - ну что распустил полотнище-то? теперь тебя любой порыв ветра унесёт, куда захочет. То ли дело аскет - он свободен, потому что его не за что зацепить, его не согнёшь, потому что он компактен. Крест похож на мачту без паруса... Цель достигнута - остаток пути нужно не плыть, а лететь, не ловить ветер, а дать ветру Духа поймать себя.

* * *

Не только на церковнославянском, но и на синодальном юмор этой фразы Спасителя исчезает. Юмор достаточно мягкий, но и достаточно ехидный. Какое-то сходство между Иоанном и царедворцами обозначено, без этого невозможна шутка, которая всегда немного загадка. Чем отличается Иоанн Предтеча от царского телохранителя? А чем они похожи? Да тем, что Предтеча тоже идёт перед царём. Обнаружение сходства - вот что смешно. Себя Иисус сравнил с лисой - и это было смешно: не просто "бродячий проповедник", а бегает такой маленький с большим хвостом из последователей, юрко так, нынче здесь, завтра там… Только у лисицы есть, где спрятаться и отдохнуть, а у Него нет. Иоанн Предтеча оказывается похож на манекенщицу: он на глазах у всех идёт по узкому языку подиума. Придворные, истеблишмент - эти не просто "похожи" на манекенщиц, они, дай Бог, чтобы не были похожи на манекенов (которых когда-то называли "болванами").

История дописала к этой остроте забавное продолжение. В 787 году седьмой Вселенский собор в запале борьбы с иконоборцами принял 16 канон, повелевающий духовенству довольствоваться "нероскошным и скромным одеянием" и не употреблять "благовонные масти". Ни до, ни после этого византийское духовенство скромностью не отличалось. В русском православии тоже, мягко говоря, не гнушались "разноцветными из шёлковых тканей одеждами", да и на самой простенькой ризе непременно кайма покрасивее - а канон именно запретил "налагать на края одежд воскрилия иного цвета". Конечно, Евангелие никто не отменял, так что народ знал, в чём норма, и посмеивался: "Раньше были попы золотые, чаши деревянны, нынче чаши золотые, попы деревянны".

"Деревянный поп" - идол, болван, манекен. Это особенно во время "соборных" богослужений бросается в глаза: выход из алтаря двух десятков священников в точности подобен выходу манекенщиц. Особенно в России эпохи нефтяного угара, при Путине, гламурное православие не только достигло невиданного даже при царях размаха, но ещё и стало себя обосновывать: мол, материальное неважно, это всё проформа, а вот как апостол Павел призывал плакать с плачущими и смеяться со смеющимися, так и для успешного свидетельства о Христе надо одеваться так, как принято у конкретной аудитории. Идёшь в номенклатуру - одевайся номенклатурно, идёшь в пустыню… Впрочем, в пустыню номенклатурное православие не ходит, не козлы же отпущения, не Иоанн Предтеча, не Господь Иисус Христос, что оно там потеряло?

Проблема, конечно, не в том, чтобы ходить в "царские дома" в рубище. Проблема в том, что вообще не надо ходить в эти дома. Что Бог потерял в доме кесаря? "Лучше уж вы к нам". Основная беда, кстати, не с кремлёвской номенклатурой и её православной каёмкой. Высшей номенклатуры меньше процента, хотя по телевизору она мозолит глаза на 66,6%. Центр тяжести гламура - в номенклатуре среднего звена, составляющей в путинской России процентов десять, от силы двадцать. Эта номенклатура наполняет московские храмы, приезжая туда на умеренно дорогих иномарках после тяжёлой рабочей недели в муниципалитетах и всевозможных афиллированных с ними конторах. Эта номенклатура паломничает в Иерусалим. Она набожная, обычно хорошо образована, умыта, весела, позитивна, не матерится, чурается суеверий и не чурается Льюиса и Блума, особо продвинутые даже щеголяют Честертоном и Менем, щедро жертвует деньги на лечение детишек… А что кровью, говном и серой от всего это попахивает - так на то есть "благовонные масти".