Мф. 2, 4 И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу?

№15 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Комментарий Златоуста.

Основной вопрос философии, а попросту говоря, основной вопрос любого человека: я сплю или нет? Слепой знает ли о себе, что слеп, если вокруг нет зрячих? Спящий знает, что спит, потому что знает, каково это - не спать. Знает, даже во сне. Интеллектуально этот вопрос звучит так: откуда я знаю, какой вопрос спрашивать? Откуда Ирод знал, что Мессия имеет претензии на царский трон? Точно тот же вопрос висит над теми не слишком современными нашими современниками, которые твёрдо знают, какова миссия антихриста. Здесь, между прочим, капитальное отличие повествования о Рождестве от многочисленных восточных легенд о царском сыне, которого приказано было убить, да чудом был сохранён и выжил. Сын земного царя - да, имеет совершенно веские и разумные причины бороться за земной трон. Мессия - не борется. Мессия побеждает просто потому, что Он - Мессия. Мудрецы, которых созвал Ирод, прекрасно это знали, понимали, что Ирод боится напрасно - или сопротивляется напрасно. Они с чистой совестью совершают дело Иуды, сообщая, где найти Иисуса. Рассуждают они, вполне возможно, как современные поклонники Иуды: если это Мессия, Бог не даст Ему погибнуть, а если Бог даст Ироду убить младенца, то это не Мессия. Гегельянцы до Гегеля... Подлость в том, что жизнь обычного ребёнка точно так же драгоценна, как жизнь Мессии, и даже драгоценнее - именно потому, что обычный ребёнок беззащитнее. Надо спрашивать себя не "где Христос", не "кто Христос", а "каков Христос". Не "дай мне веру в Тебя, Иисусе", а "дай мне знать, в кого я верую, когда верую в Тебя". Здесь вера оборачивается любовью. Брак начинается с любви, которая есть более вера в другого, а увенчивается верой, которая есть более любовь, чем вера. В начале любви любимый неизвестен, хоть и не в маске, хоть и открыт, и мы веруем страстно, что перед нами именно любимый. Затем постепенно мы познаём любимого, хотя само познание затрудняет любовь, жаждущую бесконечности. Мы слишком хорошо знаем любимого, чтобы верить, что он - любимый. Тут и начинается любовь как вера: да, знаем, но веруем, что наше знание поверхностно, что оно лишь начало, что познание любимого бесконечно. Отвергают Мессию не только те, кто отвергает Его из-за непохожести на обетования, но и те, кто принимает Мессию только как похожего на обетования и не готов принять Христа нового, странного, необычного, и слишком земного, и слишком небесного. Пока мы думаем, что знаем, что такое спасение и Спаситель, мы ещё недалеко ушли от Ирода и его советников. Мы тогда уходим от Ирода ко Христу, когда признаёмся себе, что наше знание мало и недостаточно, что никого нельзя послать за Христом, а надо самому идти и вглядываться во всех подряд, идти с раскрытым сердцем, чтобы то малое, что мы знаем, не заслонили того большого, что ещё предстоит узнать. Все сомнения, все грехи, всякая агрессивность от уверенности, когда же мы освобождаемся от уверенности для растерянного, недоуменного молчания, то не сомнения посещают нас, а Бог.