Мф. 9, 20 И вот, женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, подойдя сзади, прикоснулась к краю одежды Его.

Мк. 5, 27 : 25 Одна женщина, которая страдала кровотечением двенадцать лет, 26 много потерпела от многих врачей, истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние, - 27 услышав об Иисусе, подошла сзади в народе и прикоснулась к одежде Его,

Лк. 8, 43 И женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, которая, издержав на врачей все имение, ни одним не могла быть вылечена, 44 подойдя сзади, коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось.

№68 по согласованию - Стихи предыдущий - последующий.

Ср. о св. Веронике. Ср. Рим. 9.3.

В числе эпизодов, где лаконичный Марк пространнее других евангелистов - описание болезни "кровоточивой" женщины. Иногда утверждают, что к медицинским подробностям внимательнее Лука, вроде бы врач, но в этом случае это не оправдывается. Может, именно потому, что Лука блюдет злосчастный принцип корпоративной солидарности и не хочет критиковать коллег. Кстати, гинекологов - вряд ли дети, слушающие Евангелие, понимают, из какого места шла кровь. В Помпеях сохранились медицинские инструменты, в том числе, гинекологические, показывающие высокий уровень медицинской техники эпохи Иисуса. Но в любую эпоху при любой технике останутся неизлечимые болезни. Марк с мольеровской щедростью (Мольер очень страдал и от болезней, и от врачей) заколачивает в медицину четыре гвоздя: врачей было много, страданий было не меньше, денег врачи требуют много, но еще больше от них вреда. По-гречески это ещё и эстрадно звучит: "полла... поллон... алла маллон" ("много... многих... скорее наоборот").

Современники, конечно, прекрасно понимали, что именно у женщины кровоточит, это создавало фон рассказа, в котором вновь и вновь повторяется слово "прикоснуться". Женщина прикасается к Иисусу, Иисус прикасается к умершей девушке и воскрешает её. Прикосновение обретает особое значение, если автор смотрит на Иисуса не просто как на человека - ведь архаическое общество поощряет взаимные прикосновения как средство общения, но запрещает прикосновение ко всему, связанному с Богом (и с тем, что противоположно Богу - с нечистотой). Благодаря Христу совершается переворот: "личное" всё более означает "неприкосновенное", а "святое" есть именно то, что даётся для соприкосновения Бога и человека - в Евхаристии, в таинствах, в Церкви. Прикосновение к Христу, наверное, безумие и бред, но оно исцеляет каждого прикасающегося - не всегда от его личной болезни, но всегда от безжизненности, от общей болезни человечества - разобщённости. Ладони людей соприкасаются навечно, когда они встречаются в ладонях Христа.

*

Кровоточивая женщина - дважды неприкасаемая. Неприкасаемые есть в любом обществе. А вот неприкасающихся нет - но прикасаются люди не из любви, а из желания ограбить, присвоить, сделать своим. Из-за этого войны, болезни, грабежи. Только человек оградит себя от мира, как тут же его цапнут. Чем выше изгородь, тем больше искушение залезть к ее владельцу: уж верно, есть, чем поживиться. Многие из тех, кто целуют икону в окладе, не прикоснулись бы к Иисусу, особенно, если бы Он был без учеников.Вера - это желание прикоснуться к Любимому, чтобы отдаться Любимому, это потребность в Его прикосновении, а не какое-то платоническое "интимное дело". Под интимным неверующие понимают как раз отказ от интимного. С таким же успехом онанист может считать себя единственно правильно понимающим брак.

*

Больная “подошла сзади” - все равно, с какой стороны подходить к Иисусу. Различие между “толпиться” и “прикоснуться”: внешне соприкосновения одинаковые, но вера преображает движение. Помогают не мысли о Христе, не религиозное чувство, а обращение к Нему. Поверхностный интерес ко Христу мешает Его увидеть. Любопытствующий отсутствует, зевака не дышит, подглядывающий не видит. Женщина коснулась одежды, что напоминает о бесконечных суевериях, но верила она не в одежду, а в Христа. Прикоснулась, т.к. не могла Ему сказать о “стыдной” болезни.

Руки не прочь

Материалистка была эта женщина, а вовсе не верующая в "возвышенном" смысле слова. Нет чтобы "духом" прикоснуться к Сыну Божию. Обязательно лапать. "Ручонки шаловливые". Вот такие и составляют темную невежественную массу, наполняющие церкви вместо того, чтобы медитировать в лотос. Единственное, что может быть сказано в их оправдание: Иисус тоже исцеляет обычно не воздушным поцелуем, а прикосновением. И зачем Ему это понадобилось?...

*

Женщина стеснялась, коли старалась подойти к Иисусу незаметно, чтобы Он её не видел. Объяснение на поверхности: кровь считалась нечистой, женщина с кровотечением была нечистой, прикосновение её было бы воспринято как оскорбление и нарушение Закона. Однако, на поверхности часто поверхностные объяснения. Отрицательные побуждения редко бывают сильными. Страдания от болезни сильнее соображений законности всегда. Если женщина стеснялась, то не потому, что была о себе слишком низкого мнения, а потому, что была об Иисусе мнения высокого (слишком - нельзя сказать, потому что где Иисус, там лишнего быть не может). Она руководствовалась не застенчивостью, а благоговением - тем благоговением, которое само определяет границу и само нарушает границу.

Это благоговение с дерзостью, живое благоговение - в отличие от пустого, мертвенного благоговения, которое устанавливает границу и не решается её нарушить. Сколько людей абсолютно верно говорят, что Бог - велик, и делают из этого абсолютно неверный вывод: а потому нечего и пытаться с Богом общаться. Творец вселенной, высший Разум - что ему до нас, потребителей коньяка и косметики! А вот потому человек и изобрёл коньяк с косметикой, что он может и должен общаться с Творцом вселенной, да не всегда решается!

Рассказ о несчастной сплетён с рассказом о несчастном, у которого умерла дочь. Польский литератор Ян Добрачинский написал целый роман о Никодиме, который якобы ходил за Иисусом потому, что у него умирала дочь, да так и не решился попросить об исцелении. В такой фантазии есть та правда, что очень редко человек хотел бы воскрешения умершего ближнего, и ещё реже Бог соглашается с человеком. Когда Алёша Карамазов молился о воскрешении старца, это было кощунство, ибо все те проблемы, которые Карамазов хотел бы решать со старцем, Бог считал необходимым оставить на решение одного Алёши.

Как ни ужасна смерть, но чаще всего Бог вставляет её, ничтожную и гадкую, в драгоценную оправу, и вынимать её до Страшного Суда бессмысленно. Поэтому надо ценить возможность общаться с живым - чтобы не рвать волосы понапрасну, когда умрёт. Можно лишь предположить робко, что именно этот отец решился просить о таком чуде, именно этому отцу Иисус даровал чудо, что именно этой девочке отец не успел нечто важное сказать, или провинился перед нею чем-то, что можно было исправить лишь прижизненно. Как Павел в тексте из послания к Римлянам, которое читается в православных храмах в увязке с этим эпизодом, говорит, что готов пойти в ад, лишь бы евреи - все! - пошли в рай. Опять - благоговейная дерзость (ведь и просить о воскрешении дочери - дерзость, отрицающая уместность этой смерти, хоть именно благоговейная дерзость). Неужели Бог такой изверг, что тех, кого назвал избранниками, не изберёт? Бог-то не изверг, а вот мы не без этого... не без извержительности...

Обычно мы благоговейны формально. Особые одежды, особая музыка, особое место. Формальное благоговение - формальная и дерзость. Однажды мне довелось увидеть фильм о мессе, которую священники совершали в клоунской одежде. Звучит кошмарно, а смотрелось удивительно: более благоговейно двигались отцы, чем в обычных облачениях. Именно потому "более", что были обнажены от формы. Кровотечение у женщины, умершая дочь у отца, фанатики-родичи у апостола, - всё это разные, но одинаково дурацкие, неправильные формы. Жизнь вообще дурацкая штука, и вера помогает признать этот факт, поправить на себе дурацкий клоунский колпак, чтобы сидел твёрдо, и с благоговейной дерзостью идти к Богу в этом дурацком колпаке, во всякой дурацкой, неправильной ситуации.