Животные
Рай котам, людям — людей!
Часто спрашивают, «спасутся ли животные». Имеют в виду обычно «попадет ли в рай мой кот».
Николай Бердяев твердо отвечал, что надеется встретить в раю своего кота Мури.
Тонкость в том, что «попасть в рай», «быть вместе в раю» — это не главное. Меня не интересует, попадут ли в рай мои родители. Меня интересует, что мне без них скучно сейчас и здесь. Я не хочу родителей в раю, я хочу родителей тут.
А кот — да, в раю. Мы прожили с ним без малого двадцать лет, но я не могу сказать, что мне без него скучно. Хорошо, «скучно» — пожалуй. Но сказать, что мне его «не хватает» — не могу. А вот папы с мамой — не хватает. Хотя, поверьте, с котом мне было намного проще, чем с папой и с мамой. Как и им со мной.
К Богу, разумеется, все это тоже относится. В кошках есть есть нечто божественное, но в Боге нет ничего кошачьего. Слава Богу! А вот кое-что от отца и матери — есть.
Граница между нормальным и патологическим отношениям к животным проходит где-то здесь. Кошку слишком легко вообразить своим отцом или матерью, собаку слишком легко представить своим ребенком. Не надо — животные достойные лучшего, они достойны того, чтобы к ним относились именно как к животным. Это не означает, что из кошек надо делать котлеты, но уж богинь из них точно не надо делать никогда. А ведь бывало — египетские мыши могли бы об этом много рассказать.
* * * Религиозная жизнь человечества начинается с тотемизма — обоготворения животных. Сегодня кажется смешным, что можно было видеть нечто сверхъестественное в медведях, быках или кротах. Единственное исключение — кошка. На нее можно глядеть, как на огонь — с восхищением и непониманием. Кошка, словно огонь, умеет согревать человека не прикосновением, а одним присутствием. Ученые говорят, что древние египтяне поклонялись кошке, потому что та ловила мышей и тем спасала их от голода. Вряд ли: люди были бы не людьми, а идиотами, если бы обожествляли все полезное. Поклонялись и корове — и при этом не пили (а индусы и по сей день не пьют) ее молока.
Только поэты считают, что мещане поклоняются вещам — мещане же ценят канарейку больше холодильника, собаку больше телевизора, бесполезное животное более полезного мертвого. Животным поклонялись потому же, почему поклонялись огню: поклонялись как тайне, загадке, ответ на который знает только Тот, Кто ее задал — Бог.
В детстве мы узнаем и запоминаем людей по тому, что они нам дарят. Животное — это подарок Бога человеку. Мир мог быть сотворен без зверей, и Библия, и наука одинаково утверждают, что животные появились в мире далеко не в первую очередь. Человек не может жить без воды и воздуха, а вот без животных — вполне (и, к сожалению, человечество к такой жизни приближается). Правда, мы «происходим» от животных, но Бога не затруднило бы устроить нам и другой способ «происхождения» — мы сами, возможно, даже предпочли бы иметь в качестве предков фиалки или кактусы.
Бог создал животных, чтобы человеку было интереснее, чтобы у нас всегда кто-нибудь путался под ногами. Игрушки интересны, потому что похожи на «настоящие», «взрослые» вещи — но все-таки они совсем другие. Животные интересны, потому что живы, совсем как люди — но все-таки они совсем другие. Наверное, именно отношение к зверям как к игрушкам позволяет многих христиан спокойно есть мясо, не особенно терзаясь угрызениями совести. Взрослая хозяйка, если вдруг у нее нет настоящих кофейных чашечек, может взять игрушечный чайный сервиз и угостить из него взрослых, — ничего противоестественного в этом нет, хотя «лучше» угощать из нормальной посуды. Нет ничего противоестественного и в том, чтобы сделать из коровы колбасу, — хотя лучше бы корова паслась себе на траве. В Китае едят собачье мясо — и это, хоть и странно, но не позорно, а вот бить собаку — противоестественно. Над игрушками нельзя издеваться.
Когда мы получаем котенка или щенка в подарок, мы получаем постоянное напоминание о том, кем мы должны быть — чуткими и нежными повелителями, и о том, кто мы есть сейчас: жестокие, нетерпеливые, бессердечные существа. Кот, которого оставили зимовать (а точнее — замерзать) в дачном поселке, собака, которую превращают в злобное орудие, да целые отряды животных, которые люди просто истребили с лица земли, — все они когда-нибудь придут к Творцу мира и попросят защиты от человека. Оказывается, еще и потому встречу с Богом люди называют Страшным Судом, что может получиться так: в раю будет много-много зверей, а вот людей будет очень мало. Ад, оказывается, можно назвать местом, куда запрут людей, чтобы они не издевались над животными.
Сегодня слишком часто говорят, будто среди животных есть нечистые, гнусные, которых нельзя и в квартиру пускать. Нормальная крестьянская привычка не пускать в дом собаку в городе становится ненормальным суеверием: иной батюшка только и делает, что уговаривает своих прихожанах жить без собак. О грехе уж и помину нет. Так торжествует утилитарный подход к животным: на улице или в басне они полезны, а пускать их в дом — смертный грех.
Мы говорили, однако, что животные — подарок от Бога человеку. Взрослые думают, что подарки должны прежде всего чему-то учить, быть полезными. Подарки действительно поучительны. Кошки учат нас, как быть добрыми — но не слащавыми, самостоятельными — но не гордыми, верными — но не прилипчивыми. Ослик учит бедности, смирению, простоте. Но ведь это означает, что мы опять берем что-то (мораль) у тех, кому должны давать, давать и давать. Мы любим животных, потому что они нас умиляют, греют, работают героями басен и рассказов о спасающих людей собаках и дельфинах. Что ж, будем благодарны животным за то, что они учат нас тому, как быть людьми.
Но все-таки подарки хороши тем, что они говорят: нас любят так, что готовы что-то отдать. Бог отдал нам животных, потому что готов отдать нам Самого Себя. И мы по-настоящему будем любить животных, когда будем любить их за то, что они — животные, на людей непохожи, будем любить, несмотря на то, что они непохожи на людей и именно потому, что они — иные.
Когда мы удержимся и не рассердимся на умную-преумную кошку, которая, как рано или поздно выясняется, «всего лишь» животное, далеко не такое разумное, как человек, и уж вовсе не такое доброе, верное, милое, — вот тогда мы и научимся любить животное как животное. А главное, тогда для нас начнется главный урок — любить человека за то, что он человек, создание удивительное, больше великое, чем животное, и именно как великое создание отвечающее за все творение. Тогда мы научимся прощать людям, что они часто ведут себя словно кошки, собаки, рыбы, и любить самых негодных людей за то, что они все-таки — люди, а не скоты, как бы они ни пытались отрастить вместо ногтей — когти.
Многие человеконенавистники утверждали, что любят животных за то, что животные непохожи на людей. Но вряд ли можно любить зверей и при этом не любить людей: смысл любви в радости и приязни к тому, кто непохож на нас, кто иной — а совершенно непохожи на наше «я» — хотя и по-разному — и Бог, и другие люди, и животные.
Люди иногда начинают делиться на тех, кто любит Бога, и на тех, кто любит животных. Богословы собираются в свои кружки, а любители кошек — в свои. Кажется, что между Богом и кошкой ужасно большое расстояние и им никогда не встретиться. Расстояние между творением и Творцом действительно большое.
Человеку не достать до Бога, — а ведь он ближе к Нему, чем кошка. Но пятьдесят лет назад Николай Бердяев написал, что он без своего кота к Богу не войдет, просто потому, что любит своего кота. Вот, наверное, зачем Бог сотворил животных и подарил их человеку: чтобы нам было кого любить бескорыстно. От другого человека мы вправе ждать ответной любви, от животного — нет. Кто любит человека, но не любит животных, всегда подозрителен: да умеет ли он любить тех, с кого нечего взять? Не только о святом Франциске, но и о многих святых рассказывают, что любовь их охватывала животных, прижимая их к людям.
Кошка из повести одного христианского писателя рассуждала очень по-человечьи (то есть, не очень-то благородно), когда обиженно твердила, что будет все принимать от людей, ничем им не воздавая. А человек тогда будет человеком, когда научиться все нужное воздавать ближнему, ничего хорошего не получая взамен, и когда отучится не различать, кто ближний: человек или скотина, когда научиться видеть в каждом животном и в каждом человеке существо безусловно чистое, оскверняемое лишь собственной похотью.
Конечно, возможно извратить любовь к животным, любить кошку как человека и даже больше, нежели человека. Животные тут не виноваты: человек может и ребенка полюбить больше всякой прочей твари и в ущерб другим людям, в ущерб самому ребенку.
Царь мира стал человеком, не переставая быть Богом — и человек может снисходить к животным до бесконечности, не переставая быть человеком и находя в себе божественное смирение. Кто научится любить животных, человеком быть не перестанет — зато, быть может, сможет подняться до Христа.
И тогда как ко Христу приступят к нему равно животные и ангелы и будут служить ему.