«и не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте» (Еф. 5, 11).
См. обличения.
Призыв апостола Павла не участвовать в делах тьмы, но обличать, для многих людей так же затмил все прочие идеи Евангелия, как изгнание торгующих из Храма затмевает и Воскресение, и Распятие. Оказывается, про любовь и терпение не отменяет обличений! Ну, двери желчного пузыря открываются, кулаки сжимаются, обличения начинаются! И грудных младенцев обличаем, что они не тогда и не то делают, и школьников, и кого угодно – если, конечно, не боимся в ответ получить по шее. Если боимся, то обличаем себе под нос, ворчим-бурчим-шкворчим.
Между тем, сам апостол Павел сам никого конкретно не обличает. Он быстренько перечисляет основные грехи, причём довольно странно: распутство, сквернословие, нечистота, любостяжание, пустословие, насмешничество. Позвольте, а где против гомосексуалов и делающих аборты? В другом месте, это 1 Кор. 6,9. Там, конечно, про делающих аборты тоже ничего (хотя аборты в те времена делали чаще, чем в нынешние, но вот почему-то Христос и христиане не боролись с ними вообще). Но там хотя бы есть про мужеложников. Тем не менее, на первом месте и там – распутники и совершенно загадочные «малакии», что обычно понимают как «онанисты», но это, видимо, просто «изнеженные люди», например, носящие шелковые одежды (в этом значении «малакия» употреблено в Мф. 11,8). Если уж что-то есть, что Павел особенно обличает, так это простое пьянство. Человеку, одержимому бесом обличения, на всё это наплевать. Он идёт по жизни и ругает почему-то исключительно гомосексуалов, разыскивая бедолаг днём с огнём, вместо того, чтобы бежать от них как Лот из Содома. А уж что будет, если человек про единоверца узнает, что тот гомосексуал! Может даже из церкви уйти в знак протеста. Вот если единоверец алкоголик – ну, это другое дело. Если сплетник – вообще не в счёт. В наши дни появилась новая порода верующих – матерщинники, принципиально сквернословящие именно в разговоре о вере – так этих терпят и даже малость уважают. А вот если гомосексуал – непьющий, дельный человек, доктор наук, честный, добрый, верный своему партнёру – на этого обрушивают весь нерастраченный запас злости. Ну, конечно, если гомосексуал – архиерей или хотя бы настоятель, тайком растлевающий детей, тогда, конечно, обличительный запал куда-то девается, начинаются рассуждения про осторожность, про сор из избы…
Не обличали никого из тех, кто сегодня традиционная мишень набожных людей, ни Иоанн Предтеча, ни Господь Иисус. Если уж они обличали, то сильных мира сего (современные верующие предпочитают просить у этих деньги) либо ханжей.
Апостол Павел призывает обличать, но сам тут же добавляет: «о том, что они делают тайно, стыдно и говорить». Стыдно! Значит, надо не говорить о том, как грешат, а говорить совсем о другом – что он и делает – говорить о Воскресшем Иисусе. Это Евангелие, а не резолюция конференции по борьбе с сексуальными меньшинствами.
«Обличать» означает «показывать», «проливать свет». Не расписывать зло, какое оно ужасное, - это всего лишь тиражирует зло – а светить. Не обклеивать вселенную портретами «их разыскивает милиция», «позор малакиям», а образ Христа показывать – да не Андреем Рублёвым, а самим собой.
Таков был и апостол Павел. Он запомнился не тем, что обличал пьянство, а тем, что говорил о Христе от сердца. Христианское обличение – особого рода, оно как зеркало, которое всегда отражает одно – Бога, Свет, Любовь. Глаза, видевшие невидимое, знают, что истинный свет – не прожектор критики, а сияние Духа. «Подымись, мёртвый, тебя осветил Христос» - вот наше обличение. Всё видимо и живо благодаря свету, так уж устроен мир, и мрачное ворчание про тьму не разгоняет тьму, а усиливает.
За православным богослужением этот текст Павла становится предисловием к притче Спасителя о богаче, который в канун своей смерти хотел снести старый амбар и построить новый, побольше (Лк. 12, 18). Богач боялся посмотреть в лицо своей смерти, а что хуже всего - его жадность, видимо, была источником и его одиночества. Кто будет плакать на похоронах эгоиста и скупца? Что мы оплакиваем, глядя на умершего? Тело? Нет, оно тут, мы потеряли не тело, мы потеряли человека, мы оплакиваем того, кто любил, доверял, светился своим неповторимым светом, прибавляя нечто единственное к Свету Божьему.
Эта прибавочка, которая и есть сам человек, вовсе не есть святость, она есть личность. Человек мог быть выпивохой, мог изменять жене, ставя нас, своих друзей, в глупейшее положение, а мы всё ж были его друзьями – друзьями его светлого света. А что же обличения? Вечности грешники, конечно, не наследуют, так что ж – теперь дружить с одними праведниками? Святых в друзья набирать? Сдохнем либо от одиночества, либо от самообмана. Бог посылает свет и праведным, и грешным, Иисус пришёл спасти и праведных, и грешных, что уж про нас говорить! Наше дело обличать – прощением, доверием, причащением Божьему свету, который животворит, а не убивает. Восстань, спящий! Дружи не потому, что тебе безразличны грехи друга, не потому, что ты сам в моральной спячке, а потому что тебе друг дороже его грешков, а собственные грехи важнее любых других.
Когда человек подымается из душевной смерти, когда он оживает, он прежде всего видит жизнь в других, жизнь, а не смерть. Кто освещен Божьим светом, тот начинает различать в других искорки света и ценить эти искорки. Только Бог – Свет сплошной, а любой человек – искорка, и эти искорки сверкают среди самых тёмных дел.
Чего боится человек? Не смерти, а мрака. Во что верует человек? Что Бог важнее тела, что свет в нас – не от тела, а от Создателя, и Он может зажечь этот свет, даже если лампочка напрочь разбита. Спасение не в том, чтобы больше есть и заниматься физкультурой, укрепляя своё тело, не в том, чтобы научиться протезировать глаза, мозг, сердце. Не надо хранить зерно в сейфе, надо дать зерну пройти жернова и засиять в хлебе.
Всё светит отражённым светом Солнца. Золото сияет не изнутри, и зерно золотое потому, что его освещает Солнце, а само по себе оно, к счастью, не золотое. Так и мы – мы живы не светом своей праведности, а тем, что отражаем свет Божий, отражаем, а не поглощаем, не для себя храним. Отражаем – и видим в других. Отражаем – и этим обличаем, а не обличениями. Отражаем – и в ответ ловим отражения света Божьего от других людей. Когда мы мертвы духом, мы двигаемся по миру словно слепцы, наощупь, и тогда для нас на первом месте – насколько другой человек соответствует нашим представлениям о добре и зле. Когда мы живы, когда мы видим мир в свете Божием, когда мы проснулись от кошмара обличений, мы видим других людей во всей сложности и причудливости светотеней, мы радуемся искоркам добра и не обманываемся раззолоченными украшениями. Вот это урожай! Бесконечно разнообразный, не умещающийся ни в один амбар, ни в какие этические классификации, не поддающийся механическим оценкам, а переливающийся и требующий от нас не механического разбора, а живого участия. Не соучастия в делах тьмы, а участия в человеческом свете, который всегда – от Бога, и глядеть надо не на то, есть ли в человеке тьма (в ком нету), а на то, каков в человеке свет. Как и апостол Павел – мельком помянув грехи, мешающие быть с Богом, переходит к главному – смерть, мрак, всё, что делает живого человека ходячим трупом, слепым к окружающим и Богу, механически ощупывающим мир, - вот это всё преодолевается верой в воскресшего Христа и напоенностью светом Его воскресения.
По проповеди 2 декабря 2012 г., №1898
