«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;» (Мф. 10:37).
У Луки — «ненавидеть», у Матфея — «любить меньше Меня». С точки зрения выразительности, «ненавидеть» лучше, а с точки зрения логики и то, и другое абсурд. Ну что за детский сад: «любишь ли Меня», «любишь ли меня больше, чем они», «любишь ли меня больше, чем их»! Либо Иисус инфантильный и капризный шизоид, либо...
Разумеется, не по тексту определяется, каков человек, а по человеку определяется, каков текст. «Здрасьте» — текст, а контекст каков? Говорит «здрасьте» надзиратель или сын, пьяный или трезвый, мужчина или женщина, злой или добрый?
Для людей определённого типа Иисус — что-то вроде папы римского, только на ступеньку выше. Или вроде Лютера с Кальвином, только на ступеньку умнее. Или вроде патриарха московского, только... Впрочем, выше патриарха московского ничего быть не может. В общем, Иисус — спокойный, уверенный в себе и в нас администратор, располагающий безграничными ресурсами и наставляющий нас, как к этим ресурсам приобщиться. Для таких людей «возненавидь» означает конкретный организационный совет: никакого секса, никакого непотизма, вместо отца и матери — духовник и синодальная цензура, вместо детей — субъекты благотворительной деятельности, вместо жизни — дисциплина и исполнение должностных обязанностей.
Правильно Честертон говорил, что после каждой передовицы нужно указывать, при каких обстоятельствах она написана. Обличение пороков — «писано в пивной после 6 кружки тёмного пива»... Евангелие и описывает не то, как нам жить, а то, как жил и каков был Иисус. Так вот, Он — не умел ненавидеть. Он — любил. Любил крепко отца и мать — Иосифа и Марию, и, поскольку любил, не сочинял трактатов о том, какое отношение к нему имеет Иосиф. Любил братьев и сестёр, любил смоквы и смоковницы, вино и весёлую трапезу, любил женщин и мужчин, солнце и ночь. Одуванчики любил и тараканов. Жизнь любил. И шёл на смерть — и даже это делал с любовью — не к смерти, а к Отцу Небесному.
Когда иной слащавый проповедник призывает любить, хочется взорвать вселенную. Когда Иисус призывает ненавидеть, начинаешь тихо любить тех, кого ненавидишь. Потому что Иисус любит. Любовь придаёт всем словам совершенно особый смысл. «Здравствуй» и «до свидания» звучат иначе, «больше» и «меньше» звучат иначе. То, что было бы капризом или садизмом, если бы это говорили чиновник, психотерапевт, кассир, в становится весёлой игрой, когда это говорит любящий тебя человек. Почему так гнусны всякие «я пошутил», когда это говорил холодный расчётливый персонаж.
«Либо Я, либо они». «Оставит человек отца и мать и прилепится Иисусу своему». Это — требование любви? Это — объяснение в любви.
Ну как можно требовать любви!?
А как можно видеть в просьбе — требование? Что за гнусь — под предлогом любви ко Христу начинать сводить счёты с родителями?
Любовь ко Христу так похожа на веру в Бога «как», что начинаешь думать, будто любовь ко Христу и вера в Бога просто одно и то же. Это не означает — если любишь Христа — что начинаешь ожидать от верующих в Бога любви ко Христу, начинаешь тянуть её из них клещами и уговорами. Начинаешь смиренно понимать, что вера — настоящая, конечно — и есть любовь, а любовь, если она не вера, не любовь.
Сходство любви и веры вот в чём. Вера к одним приходит мгновенно, к другим постепенно. Многие христиане веруют во Христа, даже именно в живого, воскресшего Христа. Но — воскрес и вознёсся. Фьюить! Любить «фьюить» совершенно невозможно.
Не любить Христа — не беда. Беда, когда говорят о невозможности любить Христа. По той же причине агностицизм — не беда, атеизм — беда.
Вера растёт, растёт и любовь. К «обычной» любви (как будто любовь бывает «обычной»!) это тоже относится. Растёт от влюблённости к любви зрелой и даже, извините, пожилой — пожившей, но не уставшей быть любовью, а научившейся «быть».
Любовь ко Христу и есть Царство Божие, пришедшее в силе и славе. Никакой другой силы и славы, кроме любви, вообще быть не может. Ну разве «слава» — это столб сияния у тебя под носом? Слава — это тихий свет внутри, осветляющий весь мир, и такова именно любовь.