Мф. 13, 33 Иную притчу сказал Он им: Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все.

Лк. 13, 20-21: Еще сказал: чему уподоблю Царствие Божие? 21 Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все.

№63 по согласованию Фраза предыдущая - следующая. Следующая фраза у Лк.

Евангелие Фомы, 100: Иисус [сказал: Царствие] Отца подобно женщине, которая взяла немного закваски, [положила] это в тесто (и) разделила это в большие хлебы. Кто имеет уши, да слышит!

И у Матфея, и Луки эта притча - точнее, этот образ - следует сразу за притчей о "горчичном" зерне, которое меньше всех, а дерево вырастает больше всех. Однако, у Матфея обе притчи стоят за предлинной притчей о сеятеле, что, конечно, заставляет их прочитывать как ещё одно поучение о росте человека, о том, как по-разному люди встречают Бога и растут в Нём. У Луки же контекст другой. На несколько страниц ранее - слова Иисуса о закваске фарисейской, потом про богача, который набивал амбары, про то, что не надо сеять и жать, а надо быть как птички - в общем, гимн беззаботности, но беззаботности очень ответственной, понимающей, что грядёт Страшный суд, желающих каяться. После этого притчи о Царстве Небесном воспринимаются уже именно как притче о Царстве, а не о живущих в Царстве. В притче о сеятеле акцент - на земле. Почва разная, вырастает разное. В притче о закваске, о богаче, о горчичном зерне главное - зерно, а не почва. Иисус хочет описать не разнообразие богов, а свободу Бога. Он выращивает Своё царство, Он создаёт Свою реальность, не пуская пыль в глаза.

Притча о закваске любопытна тем, что в ней Бог - женщина. Весомый аргумент в пользу рукоположения женщин - если разговор об "аргументах" ведётся на уровне симпатической магии - мол, если мужчина, значит, да здравствует мужское, если брюнет, значит, да здравствуют брюнеты, да сгинут блондины). Но главное, конечно, то, что внутреннему ощущению человека - что Бог есть не только Некто бесконечно высокий и огромный (то есть, "снаружи"), но что Бог "во мне" - соответствует, оказывается, и самоощущение Бога, открывающего Себя как нечто, что насыщает жизнь Своих творений воздухом, дыханием, кислородом, разрыхляет, подымает и предупреждает: не мы решаем, когда тесто взошло и пора печь. Он решает.

Притча о закваске. Иллюстрация Елизаветы Вединой

Иеремиас (Притчи, 23) отмечает, что у Фомы нет упоминаниях о трёх "мерах" ("сеа") муки, как у Мф. и Мк. Рассказ выглядит реалистичнее - три меры очень уж большое количество. Иеремиас предполагает, что три меры вставлено, чтобы знающий человек вспомнил Быт. 18,6: когда к Аврааму приходят три ангела, он "поспешил в шатёр к Сарре и сказал: поскорее замеси три саты лучшей муки и сделай пресные хлебы". Иеремиас предполагает, что евангелисты дополнили притчу Иисуса. Если, однако, следовать презумпции невиновности текста, то можно предположить, что Иисус всё-таки имел в виду эту ассоциацию - Он всё-таки не отвергал Ветхий Завет и использовал его, причём очень изощрённо (как в случае с отсылкой к хлебам, которые съел Давид, как в цитировании фразы о Давиде, который называет Мессию своим господином и так далее). Сата - три килограмма муки. Более нормально для угощения трёх человек было бы взять "горсть" - полкило муки. Логично предположить, что притча понадобилась, потому что Царство Божие тут уподобляется не столько процессу закваски (ведь речь идёт о пресном хлебе, без закваски - в Быт. 18, 6 это подчёркнуто), а тут акцент на другой стороне Царства - на том, что оно есть длящееся гостеприимство Богу. Не "вот Бог, а вот порог" - как в старину выгоняли из дому, показывая сперва на красный угол ("Бог"), а потом на дверь, а "вот порог, а на нём Бог".