Мф. 18, 15 Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; №91 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Ср. Мф. 7,3 о неосуждении брата. Комментарий конфликтолога-меннонита Эннс. Наталья Трауберг рассматривала эту заповедь как прямое практическое приложение к запрету гневаться: «А ведь сказано, что, если «согрешит против тебя брат твой … обличи его между тобою и им одним». Наедине. Вежливо и бережно, как сам хотел бы, чтоб обличили тебя. И если человек не услышал, не захотел услышать, «… тогда возьми одного или двух братьев» и поговори с ним еще раз. И наконец, если он и их не послушал, то будет он тебе как «язычник и мытарь». Это значит: да будет он как человек, который не понимает такого типа разговора. И ты тогда отойди в сторону и предоставь место Богу.Эта фраза — «предоставьте место Богу» — повторяется в Писании с завидной частотой. Но много ли вы видели людей, которые эти слова услышали? А много ли мы видели людей, которые пришли в церковь и осознали: «Я — пустой, у меня ничего нет, кроме глупости, хвастовства, хотений и желания самоутвердиться… Господи, как ты это терпишь? Помоги мне исправиться!»(ср. Рим.12:19 "Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь".)* От разговора о заблудившейся овце - к разговору о грешниках. Это один и тот же разговор. Кто согрешил - тот ушёл. Грешник "пропащий человек". Отсюда мораль: если ты считаешь заблудившейся овцой себя - "молчи, грусть". В жизни очень часто "заблудившийся" - тот, кто стоит на месте, точнее, прочно сидит на каком-нибудь руководящем кресле. Похоть и блуд власти сильнее всяких других. К счастью, в таких случаях вопрос обличения не стоит, потому что никто к курульному креслу не допустит, а всякое обличение заранее объявляется "дискредитацией Церкви" и "пособничеством атеистам". Отлучение Льва Толстого - простейший пример того, как целое сборище заблудших овец (сто грешных овец, даже сплочённых грехом плечом к плечу не составляют стада!) судило ту единственную овцу, которая была Божиим Стадом. Во всяком случае, так стоит оценивать происшедшее, чтобы не наступить на очередного Льва Толстого вторично. К бытовым ссорам этот совет и подавно не относится. "Быт" как замкнутое, оторванное от Церкви - от человечества Божия - существование, сам по себе и есть заблуждение. Если муж бросил носки на обеденный стол, обличать его нужно, но без опоры на Священное Писание. Совет относится, таким образом, лишь к тем случаям, когда внутри кагала - извините, Церкви - не просто ссора, а ссора, не сознающая себя. Ведь в случае открытой драки все обличения уже произнесены. Тут обида нанесена так, что и сам обидчик о ней не подозревает. Талмуд позднее считал, что мира должен искать именно обидчик, но это логический абсурд: ни один обидчик себя обидчиком не считает. Всяк кулик себя орлом чтит. А вот обида на другого - это чувство, которое самоочевидно и, в общем-то, не стыдное чувства, вопреки тому, что проповедуют профессиональные обидчики. Это нормальная боль, сигнал об опасности. Расчёсывать эту болячку не следует, но игнорировать её нельзя. И прежде всего - нужно вскрикнуть. Вот это "пойди и обличи" и есть вскрик. Скажи, что тебе больно! Спаситель не уточняет, как само собой разумеющееся, что очень часто, к счастью, сигнал оказывается ложным. Слава Богу!!! Но если ты вскрикнул, а на тебя смотрят... Собственно, смотрят в твоём направлении сквозь тебя, в упор тебя не замечая... Тогда пора переходить к следующему стиху. * Мф. 18, 15 - слово "перед тобой" (согрешит брат) добавлено позднее (Г.Чистяков. Истина и жизнь, 1996, №2, с. 23). Впрочем, это мало что меняет. Всякий грех касается всякого. Толковать это добавление как желание сделать христиан "социально неопасными" (Чистяков) -- модернизация. То, что мы считаем социальным злом, просто не рассматривалось таковым в древности. Павел все равно не обличал власти, хотя те творили зло и в его время. В любом случае, на Востоке стойкая неприязнь к любым обличителям -- нарушителям "социального мира". Лучше потерпеть. В этом смысле заповедь Спасителя взрывает не столько "социальный контракт", сколько "персоналистический" -- я тебя прощу, а ты меня простишь позднее, круговую поруку попустительства. Cлужение обличения - исполняется, когда сам человек умеет терпеть обличения. Оставить другого без обличения - все равно что без лекарства". ( Бонхоффер, 1938, с. 93 ). Лев. 19, 17 советует обличать, чтобы не отвечать за грех другого. Притч. 9, 8 - обличать мудрого, а не кощунника. Обличает Бог, обличает совесть (в Библии). * Нет «христианских основ демократии», есть «антихристианские основы деспотизма». Деспотизм исходит из того, что все люди созданы неравными, и это неравенство должно быть отражено законами и структурой общества. Деспотизм хохочет на идеей, что все люди созданы равными, как школьник хохочет на идеей, что параллельные могут пересекаться. Да не могут же, дядя! По определению не могут!! Вера полагает, что все люди созданы равными, поскольку они созданы одинаковыми. Все люди одинаково бесконечны («образ Божий»), а одна бесконечность, конечно же, равна другой бесконечности. Ни малейших оснований давать одной бесконечности господствовать над другой не существует. К демократии, впрочем, это отношения не имеет. Демократия ничего не говорит о создании человека. (О, в документах XVIII века есть, конечно, про это, но это была дань тысячелетней условности, вооруженной кострами инквизиции). Демократия вообще не богословское явление, а юридическое. Люди равны только перед законом! В царстве кесаря. Конечно, это равенства – игра. Во всяком случае, с точки зрения верующего человека. Но – кесарю кесарево. Смирение и милосердие. Перед законом все равны как равны работники двенадцатого часа и работники третьего часа перед законом любви. Там равенство по минимуму, тут по максимуму.</p> Имеет человек право убить, солгать, изнасиловать? С точки зрения закона – да, конечно. Это врожденное право каждого человека, и все люди равны перед лицом следователя, который обязан каждого, кто имел техническую возможность убить вот этого несчастного покойника, проверить – не убивал ли. А должность, образование и национальность значения не имеют. Право убить (или не убить) не законом дано, не людьми, оно лишь констатируется. Закон же и люди только устанавливают плату за реализацию этого права. В большинстве случаев плата – нулевая. Закон не карает за убийство мух и тараканов, цыплят и трески. Это обычно забывают, а это важно, ведь слишком часто людей уподобляют тараканам, чтобы их убить. Так вот, людей убивать нельзя – точнее, за это полагается смертная казнь. И поэтому нельзя казнить убийц – ведь платой за смертную казнь должна быть смертная казнь судьи и палачей. Классический неразрешимый парадокс. Нулевое наказание предусматривает закон за большинство видов лжи, кражи, прелюбодеяний. Это, между прочим, большой прогресс! А то чуть что – сразу камнями закидывать. А камни летят и вопиют к небу – не хочу забивать! Неправильно! Кроме камней, однако, есть и сердца. Они, конечно, бывают окаменевшие, но будем брать нормальный случай. Закон предусматривает нулевую плату за кощунство (в норме) – и правильно. Но мое сердце взыщет с кощунника плату, это мое личное право. Разумеется, этой платой не может быть ни убийство, ни тюремное заключение (это все не в распоряжении частного лица), ни ругань, ни пощечина. Моя плата – слезы и печаль, разрыв общения. Самое большее – пойти и наедине обличить, как и сказано Спасителем. Теоретически остается еще церковный суд, суд «своих», но практически это такая путаница и гадость, что лучше без него. Милосерднее новую Церковь создать, чем требовать от прежней справедливости. В государственном суде присяжные голосуют руками и бумажками, а в церковном – ногами. Впрочем, 99% всех дел остаются между двумя – и слава Богу. Мое решение – продолжать общаться с этим человеком или нет, пускать его в мой дом или нет. Это мало? Только для того, для кого собственный дом – малость или крепость (что одно и то же). А для того, для кого собственный дом – ойкос, экос, вселенная и космос, это не просто много, это – предел, до которого лучше не доводить. |