Мф, 22, 9. итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир.

Лк. 14, 21 Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых.

№132 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Фома: Господин сказал своему рабу: Пойди на дороги, кого найдешь, приведи их, чтобы они поужинали.

Матфей говорит о том, что звать было приказано всех - так что дом заполнился. У Луки - остаётся место, потому что, к счастью, в нормальном обществе, каковым было и еврейского той эпохи, нищих и всяких изгоев (а калеки были изгоями и питались подаянием) не так уж много. Впрочем, это оттенки, главное же одинаково у обоих евангелистов: Бог зовёт не в путь, а на пир. Всё-таки жизнь, какой знают её люди, подменяет вечность - бесконечностью. Смерть не нарушает бесконечности (и бессмысленности) существования, только перфорирует - и тем самым укрепляет. Смерть - смена караула у гроба; караул меняется, гроб остаётся. Почему нормальный человек и не заботится слишком о смерти - не такая уж она проблема. Бесконечная жизнь была бы хуже. По другой причине не заботится слишком о смерти христианин (настоящий, то есть, ненормальный человек): вкус смерти перебит вкусом вечной жизни.

Вечность отличается от бесконечности как море от фонтана. Поэтому христианин сочувствует "усталости от жизни": как не устать от того, что составляет "жизнь": бесконечная нервотрёпка, постоянное несовпадение с окружающими, с самим собой, тоска от несправедливости и нерациональности в самых простых ситуациях...

Вера в Бога всё это не отменяет и не побеждает, наоборот: "всё суета сует" не атеист написал. Конечно, по благодати можно "за всё благодарить", как советует апостол Павел. Только при этом не надо лукавить: благодарить надо не потому, что жизнь хороша, а потому что Бог есть и среди вот такой жизни. Ханжа благодарит Бога за хорошую жизнь, а жизнь, даже самая лучшая, хуже Бога. Бога надо благодарить за Бога.

*

Евангелие как источник по исторической психологии не нуждается в перепроверке. Оно само – авторитет. Да особенно и нечего опровергать, хотя – если приглядеться – многое стоило бы сделать небывшим. Что ж это за мир такой, где нормально такое, что если слепой или хромой, так ты уже и бездомный нищий. Выгнали родственнички-то... В хозяйстве-то рабочие руки нужны, а не нахлебники. И вот хозяин в притче посылает раба:  «Пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых». Может, этих слепых и хромых и не выставили насовсем, но послали побираться – уж точно. И тут такое им счастье привалило. Это ещё что – как-то воспринимается нормально даже слово «раб». Ну, послал раба…

Вот в тексте ап. Павла, который у православных в богослужении иногда присоединяется к этой притче, знаменитое – рабы, повинуйтесь своим господам. Да ладно уж – «господам»… Давайте называть вещи своими именами – рабовладельцам! Что, стрёмно? Раб – вещь, а рабовладелец – не вещь, а субъект? Нет уж, рабовладелец – вещь в кубе. Раб – вещь в себе, закрыт для рабовладельца его внутренний мир, а рабовладелец – вещь для всех. Как и любой человек, в котором материального больше духовного. Так повиноваться рабовладельцам – это после 25 октября как-то не хочется оспаривать. А жены чтобы мужьям повиновались – не стыдно не оспаривать? Сколько ни накручивай про иерархизм мироздания, а стыдно жить так, что жена на положении рабыни, которая мечтает об одном – о свободе, которая бунтует потому, что человек не создан для рабства как птица не создана для жарки.

Что мы за люди, если нас надо просить не быть суровыми со своими детьми. Гориллу об этом не надо просить, а человека – надо… А в итоге – вырастает человек и жаждет, чтобы на него смотрели с лаской, чтобы он был в центре – потому что в детстве на него смотрели либо слишком сердито, недолюбили, либо слишком слащаво – ставили в центр, но ставили как идола, а нам хочется, чтобы нас любили как людей, а не как идолов. Нет такого отца и такой матери, которые бы глядели на своего ребёнка так, как он заслуживает, как на него Бог смотрит, как Мария глядела на Своего Ребёнка.

Любопытно, что герой притчи раздражается из-за того, что нормального человека должно бы умилять. Человек женился! Человек любит жену и ради жены отказывается от возможности попировать с друзьям! (Жену за стол не пустили бы, - и опять скажем, «да что ж мы за люди такие»). Правда, хвостик торчит – человек не вообще любит жену, а напирает на то, что это свежая с иголочки жена, медовый месяц. Значит, через месяц – аля-улю, он с женой уже иначе поговорит, и с пирушек дружеских не будет вылезать… Правильное раздражение – кто любит, тот ссылается не на медовый месяц, а на любовь.

Раздражаться герой притчи раздражается, но как Он отвечает? Очень своеобразно отвечает. Другой бы на его месте сел бы писать друзьям возмущённые письма. Уехал бы из такой дурацкой страны, в конце концов. В общем, взбунтовался бы против океана идиотизма и необязательности… А Этот – зовёт всех, кто может ходить. Слепой, но ходить можешь? Вот тебе мой слуга, он тебя приведёт ко Мне. Хромой? Вот тебе мой слуга, он тебя донесёт. Нищий? На деньги на такси, приезжай. Эх, если бы все так бунтовали, как Бог бунтует!

В этом и смысл призывов к миру, к небунтованию, которые так трудно принять. Ну кто не возмущался окружающей нас несправедливостью? Кто не мечтал о Спасителе, Который бы пришёл и внятно сказал подлецам, что они железные подлецы и будут наказаны, если не перекуются немедленно на железных добряков. Проповедуешь ненасилие? Так проповедуй насильникам, чтобы те перестали насильничать, а нам-то ты что проповедуешь? Мы – жертвы насилия.

Вот где корень зла. Искажено само человеческое зрение. Вину окружающих видим, свою – невидим. Чем виноват раб? Что плохого сделал слепой? Это у них надо спросить, но в первом приближении ответ прост. Плохо не то, что слепой слеп, а то, что даже слепой человек видит себя в центре мира. Плохо не то, что раб лишён свободы, а то, что даже раб не прочь поработить всех окружающих и в глубине сердца оценивает их по тем же самым параметрам как рабовладелец – рабов.

Апостол Павел – да и Господь Иисус – на вопрос о зле, которое нас окружает, отвечает как Остап Бендер отвечал на вопрос о советской власти: из-за срочных дел у меня нет времени свергнуть советскую власть… Нет времени свергнуть князя мира сего, но умоляю – и внутри его княжения будьте Божьими, будьте свободными, а не бурчащими под нос сварливцами. Будем с Богом, потому что Бог пришёл быть с нами. Бог не любит систему, в которой живут люди – точнее, частью которой являются люди. Бог не любит систему бесчеловечности, но Бог не ломает её, потому что нельзя сломать систему тьмы, не сломав людей, её составляющих. Он Сам стал жертвой этой системы – и поэтому мы все должны внутри этой системы не убивать друг друга. Надо стараться эту систему очеловечить, чтобы мужья не были рабовладельцами, но главное – до победы над системой побеждать бессистемное зло в себе. Вот герои притчи – один приобрёл волов, другой землю, третий жену (женщина, заметим, на третьем месте после тягловой силы и поля, не на первом). А какое мировоззрение у этих персонажей? Ведь молодожён, может, расист, а может, коммунист. Богу – это неважно. Он зовёт всех, кто может есть – а есть может всякий живой человек. Он зовёт всех и не боится, что придут фашисты – не придут, а если и придут, так христиане потеснятся, а если их выгонят из-за Божьего стола, сядут, где Бог укажет свободное местечко – может, и в подполе.

Может, молодожён – людоед. Всё равно – он способен любить, и само его людоедство из любви. Даже в сатанисты люди записывается не по любви к сатане, а по любви к Богу, только искривлённой, и обычно не по их вине. Не нужно соучаствовать в людоедстве, не нужно покорно поворачиваться на тарелке, чтобы удобнее было нас вилкой цеплять, но нужно и возможно даже на людоеда глядеть как Бог на него глядит. Без омерзения хотя бы, про любовь – это уж если Бог с нами поделится, сочтя, что мы доросли от любви к человечине до любви к людоедам. Неверующий человек вздрючивает себя к милосердию мыслью о том, что и у самого страшного злодея есть мать, а верующий – мыслью о том, что и у самого страшного злодея есть Отец Небесный.

Жертвы и палачи, мучители и мученики, отцы и дети, - мы все позваны на один пир. У нас одно призвание – к Одному. Мы постоянно находимся в извращённом состоянии, потому что хотим, чтобы Бог спас другого к нашей выгоде – и к выгоде наших близких – и не понимаем, что Бог не может спасти другого, не меняя нас, не делая нас слабее. Мы считаем, что спасение в том, чтобы я стал сильнее других, злых – а спасение в том, чтобы я стал свободнее, а свобода начинается со слабости. Свободен не тот, кто закован в самые неуязвимые доспехи, а тот, кто освободился от доспехов.

Да, всякий человек хочет хорошего. Но всякий человек хром и слеп, и хромота наша начинается там, где я должен сделать шаг. Мы скоры руководить другими и хромаем, когда Бог берётся руководить нами. Мы ясно видим, чем согрешил другой, и слепы к своим грехам – а нельзя исцелить другого, если зараза и в тебе сидит. Нельзя смягчить другого, избивая его кочергой.

Мы позваны на трапезу Господню не потому, что мы хромые и слепые – хотя нравственно мы хромые и слепые. Мы тоже злодеи – только у нас, в отличие от сильных, плечо рычага поменьше. Мы гадим на головы окружающих меньше, потому что едим меньше сильных и высоко поставленных мира сего, а не потому что не хотим гадить. Мы позваны на трапезу Господню, мы призваны на пир жизни, потому что призваны – все. Богатые и бедные, молодожёны и разведённые. Вернётся молодожён из свадебного путешествия, вернётся фермер со скотного двора – и ещё раз позовёт их Господь, а мы позовём Господа, чтобы Он простил нас, грешных вдвойне – знающих Его и всё-таки живущих так, словно мы знаем только себя и хотим, чтобы все – от Бога до инфузории – поклонялись нам.

1633