Борис Успенский

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗЫСКАНИЯ В ОБЛАСТИ СЛАВЯНСКИХ ДРЕВНОСТЕЙ

(Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского)

К оглавлению

XIX. НОГТИ В СВЯЗИ С КУЛЬТОМ ВОЛОСА; СООТНЕСЕННОСТЬ ВОЛОС И НОГТЕЙ (к с. 110)

Особое отношение к ногтям, как и к волосам, несомненно связано с культом Волоса. Характерно, что остриженные ногти, наряду с остриженными и вычесанными волосами, затыкают в щели и углы дома в качестве жертвоприношения домовому (Богданович, 1895, с. 68); точно так же и умилостивительная жертва лешему приносится в виде ногтей и волос (там же, с. 138; ср. выше, экскурс XVII). Волосы, как и ногти, могут класть с покойником в гроб (ср. экскурс XVII; об аналогичных обрядах у сету см.: Лооритс, I, с. 389, 462; Лооритс, III, с. 33) или пускать по текучей воде (Харузин, 1889, с. 22; ср. ниже, экскурс XX); при этом запрещению сжигать волосы соответствует запрещение бросать ногти в печь (Никифоровский, 1897, с. 78, № 499 и примеч. 331). В Великий четверг, наряду с волосами, могут подстригаться и ногти (Зеленин, 1914—1916, с. 869); при этом запрещению стричь ребенку волосы до года у великороссов и белорусов соответствует аналогичное запрещение относительно ногтей (Зеленин, 1914— 1916, с. 348, 381; ср.: Зеленин, 1927, с. 304). Как волосы, так и ногти используются при лечении болезни “пириполоха”: у больного “тайком отрезают прядь волос или у сонного остригают ногти и „подкуриваюць пириполошного"”; болезнь после этого переходит на наславшего ее (Никифоровокий, 1897, с. 37, № 252; ср. еще о ногтях: Авдеева, 1841, с. 554; Авдеева, 1842, с. 140).

Показательно, что в семантическом плане волосы и ногти обнаруживают разительный параллелизм: во-первых, оба названия применимы как к человеку, так и к животному (как волос имеет значение “шерсть”, так и ноготь имеет значение “коготь”); во-вторых, оба слова могут обозначать болезнь [при этом ноготь обозначает, кажется, исключительно болезнь животных (ср.: Н. Толстой, 1973, с. 288—289), тогда как волос как болезнь распространяется и на человека, и на животного]. Весьма характерны и фразеологизмы, где возможно употребление как того, так и другого слова; вообще в целом ряде контекстов оба слова оказываются фактически взаимозаменимыми. Так, например, фразеологизмы с семантическим компонентом черный ноготь и т. п., выступающим в значении “ничтожно мало” (см. примеры: Н. Толстой, 1973, с. 279 и ел.), находят более или менее точное соответствие в выражениях типа ни черным волосом “нисколько”, до черного волоса “целиком, полностью” и т. д. (см. примеры: Сл. РЯ XI—XVII вв., III, с. 7), ср. также такие идиомы, как от смерти

179

на волосок (на ноготок) или ни на волос “нисколько” (ср. сербск. ни на длаку с тем же значением) и т. д. (Даль, I, с. 235; Михельсон, I, с. 590, 696, № 54—56, 970; Гринченко, I, с. 251; Карей, 1972, с. 46, № 25). Фразеологизмы с черным ногтем рассмотрены в специальной работе Н. И. Толстого (1973), где они возводятся к праславянской эпохе. В силу только что сказанного не обязательно соглашаться с объяснением этих фразеологизмов, исходящим из представления о грязи под ногтем, которое предлагает в своей работе Толстой; соответствующую мотивировку можно признать вторичной, если считать, что в основе этих фразеологизмов лежит представление о Волосе и тех или иных его атрибутах. Напротив, словацк. поговорка kazdy ma cierne (или blato) za nechtom может не представлять собой результат позднейшего переосмысления, как полагает Н. И. Толстой (1973, с. 284), а сохранять относительно ранний смысл; знаменательно, в частности, упоминание болота, которое мифологически связано с Волосом и иногда считается местом его пребывания. (Если в современном словацком языке слово blato означает “грязь”, то . этимологически оно связано с болотом; это значение может иметь и русское грязь, ср. у Кирши Данилова в запевке былины “Высока ли высота поднебесная...”: “черны грязи Смоленския” — Кирша Данилов, 1977, с. 201,341.) Не исключено, что как волосы, так и ногти воспринимались как местопребывание души или жизненной силы, подвластной Волосу, что, кстати, может объяснять и семантику слова подноготная.

Этимологическая соотнесенность имени Волоса с в л а с т ь ю находит соответствие в выражении прибрать под ноготь (ср. также: прижать к ногтю) “завладеть”, позволяя проникнуть в его первоначальный смысл. Ср. в этой связи, с одной стороны, рязанск. велес (валец) “повелитель, указчик”, волос “власть”, волосить “властвовать, управлять” (Иванов и Топоров, 1973, с. 51; Иванов и Топоров, 1973а, с. 166—167; Иванов и Топоров, 19736, с. 24; Иванов и Топоров, 1974, с. 54—55, 74; ср.: СРНГ, IV, с. 106; СРНГ, V, с. 58, 60; Макаров, 1846—1848, с. 47; Диттель, 1898, с. 207; Даль, I, с. 175, 235) и, с другой стороны, др.-русск. владь, влодь, володь “волосы” (Сл. РЯ XI—XVII вв., II, с. 214, 227; там же, III, с. 5; И. Срезневский, 1, сто. 269, 275, 291); для этимологической связи имени Волоса и власти показательно еще волость (волости) как название болезни (Куликовский, 1898, с. 11; СРНГ, V, с. 62—63), владеть, владать, володать, володовать “быть здоровым, иметь силу, здоровье” (СРНГ, IV, с. 315—316; СРНГ, V, с. 47). Ср. особенно рязанские поговорки: “Велик Волос: и крутит, и кутит, как похотел, так и волосит (властвует)!” (Макаров, 1846—1848, с. 47; Диттель, 1898, с. 208; ср.: СРНГ, V, с. 58, 60) и вместе с тем: “Волостовое дело!” (Макаров, 1846—1848, с. 47). Отсюда же объясняется и волость как административный термин, т. е. обозначение управляемого округа (ср.: Иванов и Топоров, 1974, с. 74); показательно, между прочим, что в белорусских

180

условных языках волость (местное управление) может называться волосянка (Романов, IX, с. 48—49). Ср. также вервь (веревка) как административный термин (Топоров, 1973а, с. 119 и сл.); одновременно вервь связана с пряжей и родом, ср. др.-русск. ужик “родственник” и “веревка” (там же, с. 122, 126, 129; ср. замечания Потебни, 1914, с. 98, о витье и вязанье как символе родства); точно так же с понятием рода, по-видимому, связаны слова группы волос ~ волость. Вместе с тем и слово верея, этимологически связанное с вервь ~ веревка, может обозначать участок леса, т. е. определенный округ (Топоров, 1973а, с. 129; ср.: Фасмер, I, с. 298), ср. в белорусских условных языках виpiя, верея “борода” (Романов, IX, с. 34—35). Связь слов, объединяющихся вокруг Волоса, с округом и родом подтверждает высказанную выше (экскурс X) мысль о том, что имя Род в славянском языческом культе — это одно из наименований противника Громовержца, т. е. Волоса.

В связи со сказанным об отношении ногтей к культу Волоса и о фразеологизмах, где ноготь и волос употребляются как обозначения ничтожно малой величины, ср. фольклорный образ “мужичка с ноготок, борода с локоток”, преследуя которого герои русской сказки (типа Аарне 301) попадает в “тридесятое царство”, т. е. в обитель Волоса. Этот персонаж явно соотнесен с Волосом; его облик ассоциируется, с одной стороны, со змеем (причем борода может соотноситься с хвостом, а тело — с головой змеи), а с другой стороны — с лешим, который, согласно народным представлениям, может кардинально меняться в своих размерах, в частности уменьшаясь до размеров “мужичка с ноготок” (Чулков, 1782, с. 192; Макаров, I, с. 12; Афанасьев, Н, с. 330; Максимов, XVIII, с. 79—80; П. Владимиров, 1896, с. 43; Ушаков, 1896, с. 158; Перетц, 1894, с. 8; Забелин, II, с. 302; Кагаров, 1918, с. 15; Зеленин, 1927, с. 388; Зеленин, 1914—1916, с. 749, 804; Балов и др., IV, с. 87; Добровольский, 1908, с. 4; Померанцева, 1975, с. 33; Н. Толстой, 1976, с. 300; ср. с этой точки зрения амбивалентную этимологическую связь имени Волоса как с волотом, так и с волосом — Иванов и Топоров, 1973а, с. 169; Иванов и Топоров, 1974, с. 63). Действительно, “мужичку с ноготок” могут приписываться такие признаки лешего, как одноглазость, красная одежда, проживание в болотах и т. п. (Афанасьев, II, с. 733—734, 774—775).

Знаменательно в этом смысле описание “птицы Усыни — змея о 12 головах” в сказке “Усыня”: “сам с ноготь, борода с локоть, усы по земли тащатся, крылья на версту лежат” (Худяков, 1964, с. 60); как видим, основные атрибуты “мужичка с ноготок” могут приписываться непосредственно Змею. Достаточно характерно и описание “дикиньких мужичков”, которые по преданию некогда жили в Хоперских лесах Саратовской губернии: “люди небольшого роста, с огромною бородою и с хвостом; эти существа, принадлежащие к разряду злых духов, бродили по лесу, перекликаясь

181

в глухую полночь страшными голосами; напав на человека, щекотали его немилосердо, с страшным хохотом, по всему телу костяными своими пальцами, и человек в злодейских руках их всегда умирал” (Зеленин, 1914—1916, с. 1259); это описание сходно с описанием леших. Ср. о связи “мужичка с ноготок” и бабы-яги: Потебня, 1865, с. 178; для связи “мужичка с ноготок” с противником Бога Громовержца см. еще: Топоров, 1974, с. 7. Для типологических аналогии ср., в частности, мотив происхождения карликов из червей в скандинавской мифологии (Младшая Эдда, 1970, с. 21).