Наталья Трауберг

Кажется, в первый раз предлагаем мы образец современной католической мысли. То, что Кароль Войтыла стал Иоанном Павлом II, в данном случае не очень важно. Это — голос обычного нынешнего католичества, разумный и спокойный, обращенный к любому, помогающий жить. Тем, кто что-то слышал о вере, но толком ее не видел, многое может показаться странным. Неужели вот так, разумно и спокойно, звучит голос Церкви? Прежде чем отвечать, пришлось бы уточнить почти каждое слово в этом вопросе, особенно слово "Церковь". Здесь это сделать невозможно, и, максимально упрощая диалог, скажем лишь самое важное.

Опыт католичества упрекают в излишней разумности обе другие великие конфессии христианства — и православие, и протестантизм. Ангельская красота православия как бы выше разума, евангельская мощь протестантства — глубже. Но это никак не значит, что другой опыт невозможен и не, нужен. Богатства христианских исповеданий дополняют друг друга. Конечно, в католичестве есть и светоносные святые, подобные святому Серафиму, и пламенные исповедники, подобные Мартину Лютеру Кингу. Каждый христианин может принять всю полноту Нового Завета, от страны это не зависит — а ведь исповедание чаще всего все же определяется тем, где ты родился. Но в любой из великих конфессий есть доминанта, и мы не слишком ошибемся, если в доминанте католичества увидим спокойствие и разумность.

Разума католичество не стыдится, оно приняло его, освятило, поставило на службу Богу и человеку — проповеди Божьего Слова. Конечно, никто не обратился только через разум, тут нужно сердце в Библейском смысле слова — не "чувство", но самая сердцевина человека. Пока не сдалась воля, никакие доводы не помогут, а вот если она сдалась, могут быть завалы разума, и расчистить их поможет разум. Это не единственный путь; однако другие пути, видимо, более редки, менее обычны. Можно спросить: где сказано, что "обычный" или "нередкий" — это хорошо в той системе, где подчеркнуты тесный путь, узкие врата? Ответов слишком много, и все они лежат вне сферы разума, и все же в какой-то мере мы об этом поговорим.[59] 

       Итак, разум для католика — ничуть не "выше всего", но он применим и дозволителен, он полезен для проповеди Слова. Католическая теология начинается не с разума, а с Откровения. Западная Церковь, еще не разделенная, породила, приняла и много раз повторяла слова "fides quaerens intellectum" ("вера, ищущая разумения", "вера, стремящаяся понять"). Так определил богословие святой Ансельм Кентерберийский в XI веке, когда оно начинало толком утверждать и объяснять себя. Позже, в XIII веке, святой Фома Аквинат почти начинает книгу, обращенную к язычникам, словами: "вся истина от Бога"* и выводит отсюда: ничто доказанное разумом не может противоречить тому, что дано Богом в Откровении. Если мы найдем противоречия, значит — доказательство неверно. Разум способен опровергнуть все возражения против данных в Откровении истин. Доказать все "за" не может и не должен, опровергнуть все "против" должен и может. Видите, как скромно.    Согласны мы с этим или нет,   трудно не признать, что тут есть какая-то особая надежность (конечно, если воля не сдалась, рассуждения эти пусты).

Человек, впервые открывающий мир католической мысли, успокаивается и радуется, словно блудный сын в своем старом доме. Смотрите, как хорошо узнать из этого маленького трактата, что первородный грех не погубил, а подпортил человека, что справедливость ценится очень высоко, что разуму можно доверять. Таких открытий (или подтверждений) очень много здесь, они — в каждой главе и подглавке. Детская рассудительность католического слова помогает нам ощутить себя детьми. Другое дело, что дом — Евангельское, но не единственное уподобление того, что обретаем мы, поверив Богу. Есть и крест. И дети не единственное, есть друзья, которые "пьют чашу". Но христианство в своей полноте не разделяет этого — не "дом" или "крест", а дом и крест. Опыт католических святых, как и опыт всех святых христианства, являет нам и крест, и дом, и Богосыновство, и "дружбу с Богом"; проповедь — тоже. Но перед нами — не проповедь, а обстоятельный рассказ, разъяснение.

Позволим себе предположить, что такие рассказы обращены к людям, уже переменившим ценности, поверившим Богу. Возможно и другое допущение: они обращены к любому; полная перемена, метанойя, не так уж непременна, хватит меньшего — пусть люди хоть немного упорядочат жизнь и обретут ощущение священного. Получится что-то вроде "mystery religion" с четким нравственным законом, то есть — просто религия, какие на свете были и есть, но не "безумие Креста". Может быть, так и выходит на самом деле, и даже ничего страшного здесь нет — но надо ли ставить это целью?

Говорить, что именно католики ставят это целью, по меньшей мере нечестно. Все исповедания раньше или позже сталкиваются с этим**. Во всех исповеданиях снова и снова появляются люди, напоминающие о том, что Христос пришел не для этого. Будем же помнить, что именно теперь, начиная с 1958 года, когда начался понтификат "Доброго папы Иоанна", католики напоминают об этом особенно пылко и упорно. Напоминали они и раньше; в этом самом журнале, в N 9 за прошлый год напечатана статья католика Меца именно об этом.*** Можно многое рассказать о "духе Второго Ватиканского Собора", и, надеюсь, такие материалы будут; скажем, труды Ива Конгара, не столь полемические, как у профессора Меца, спокойные по тону, мятежные по духу, как мятежно всегда христианство пред лицом мира сего.

Автор рассказа об основаниях католической этики — как бы "этического ликбеза" для католиков — таких задач здесь не ставил. Но это не должно вводить в соблазн. Вот уж кто никак не "благополучен"! Кароль Войтыла, Папа Иоанн Павел II, несет крест, и сомнений в этом быть не может. Он оставался другом Христу и при немцах, и позже, все годы. Он выдержал тяжкое время Польши десять лет назад, был тяжело ранен тогда, и люди молились о нем и о Польше сразу, зная и веря, что он приносит крестную жертву. Вот — тьма и крест; однако это неразрывно связано с тем, что именно он, впервые обратившись к молодым христианам, напомнил такие нужные слова Евангелия: "Не бойтесь!"

Н.Л. Трауберг 

** Мало того -- всеисповедания милостиво и мудро с этим мирятся. Один из лучших католиков нашего века, Г.К.Честертон, писал, перефразируя слова другого католика, доктора Джонсона: "Такие, как мы с ваи, думают, что у всех есть мнения. Но если удобно пооветовать это республиканцу, посмотрите на обычных людей. Поговорите с мужчинами, а особенно - с женщинами, которые делают самые нужные дела этого мира. Поговорите с вашей кухаркой. Поговорите с торговкой яблоками, на углу. Тогда вы узнаете, сколько ваших ближних живет, и трудится, и умирает без всякий мнений, даже без хороших. Тем важнее, сэр, чтобы у них были добрые обычаи и здравая вера". -- "Суждения доктора Джонсона" (пьеса). 1927.

Другое дело, если всё перемножается на лютую нетерпимость -- тогда это уже "закваска фарисейская", хуже которой нет ничего на свете.

*** Мец И.Б. Будущее христианства. - "Вопросы философии", 1990, №9, с. 83-131.