К оглавлению Номер страницы после текста на этой странице.
Т.Ёкота Мураками (Япония)СО СРАВНИТЕЛЬНОЙ И «ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЙ»1 ТОЧЕК ЗРЕНИЯ Толстой не употреблял термин «пацифизм». Он снова и снова подчеркивал идею «ненасилия», а не «пацифизма». Сначала думалось, что это не важно, касается лишь выбора термина, поскольку понятия «пацифизм» и «ненасилие» взаимно дополняют друг друга. Эти два понятия казались почти синонимами, особенно автору данной статьи, который склоняется к «буржуазной» концепции пацифизма и не видит в нем, в отличие от В. И. Ленина, ничего отрицательного. Если так, то почему Лев Николаевич не говорил о «пацифизме»? Слово «пацифизм», заимствованное либо из английского «pacifi(ci)sm», либо из французского «pacifisme», по всей вероятности, вошло в лексику русского языка гораздо позднее. По оксфордскому словарю английского языка (OED) термин этот определяется так: «Политика или доктрина, отказывающаяся от войны и всякой формы насильственного действия в качестве способа разрешения конфликта, в особенности при международных делах». Самым ранним примером употребления данного термина, приведенным в словаре, является статья В.Джеймса в журнале QuarterlyReview, выпущенном в июле 1910 г. Согласно словарю, термин «pacifist» начал употребляться раньше: первый пример приведен из прокламации Э.Арно на международном конгрессе мира, состоявшемся в 1902 г. Во всяком случае, концепция, по-видимому, вошла в общее употребление только в начале двадцатого века, хотя и в качестве «новинки», о чем свидетельствует статья в июльском номере Times(1906), где термин «пацифизм» появляется с кавычками. При отсутствии толкового словаря, основанного на историческом принципе, труднее проследить историю этого слова в русском языке. Тем не менее, наверное, подобную историю концепции пацифизма можно найти и в русском употреблении. Значит, возможно, что Толстой был знаком с 114 термином «пацифизм», который употреблялся в начале века. Тем более, что большинство его произведений на тему ненасилия были написаны в 90-х годах XIX века и в первом десятилетии XX века. Толстой даже писал в 1909 г. доклад для конгресса мира, созванного пацифистами. А на конгрессе мира, состоявшемся в 1902 году, согласно оксфордскому словарю, уже употреблялся термин «пацифизм». Автору статьи кажется, что молчание Толстого о пацифизме говорит о каком-то несовпадении концепций «мир» и «пацифизм». Прочитаем еще раз определение «пацифизма», данное оксфордским словарем: «политика или доктрина, отказывающаяся от войны и всякой формы насильственного действия в качестве способа разрешения конфликта, в особенности при международных делах». Если «мир» означает в общем смысле ту ситуацию, где не употребляется насилие, а существует покой, «пацифизм» стремится достигнуть такого положения, в котором отсутствует (военный) конфликт между государствами. Такую разницу концепций ясно можно увидеть в истории Японии, в происходившем там процессе «модернизации» и «европеизации». Речь идет о создании слова хэйва, означающего «peace». Хотя это слово сегодня принадлежит самой простой лексике, оно действительно является переводом английского слова «peace», которое гораздо позднее вошло в лексику современного японского языка. До реформ 1868 года древнее слово хэйва употреблялось в общем значении «покой», о чем свидетельствует ряд определений, входящих в словарь терминов, созданных в эру Мэйдзи (т. е. после реформ)2. Например, японско-немецкий словарь, изданный в десятом году Мэйдзи (1877), переводит хэйва как «gleich machen». В японо-английском словаре, опубликованном в девятнадцатом году Мэйдзи (1886), хэйва переводится «to equalize and harmonize: to regulate» — т. е. близко к древне-еврейскому «шалом». Первым примером употребления этого слова в современном смысле является пример, найденный в «Большом японском словаре военных терминов», изданном в 1912 году: «хейва указывает то положение, в котором нет сложного конфликта с другими странами. Это слово — антоним слова «война». Одни думают, что хэйва — интервал между войнами, другие думают, что это положение, которое следует после войны, третьи думают, что это более длительное перемирие». Таким образом, развитие и изменение понятия хэйва (peace) в истории современного японского языка призывает к четкому различению между «peace» в смысле до модерни- 115 зации и «peace» в современном смысле. Если это так, нужно ли относиться к толстовскому учению, касающемуся мира и ненасилия, как к некоторой отсталой идее? Ведь Толстой не говорил о «пацифизме», которому способствовала современная концепция «peace». Автору кажется наоборот. Вышесказанные обсуждения показывают, что концепция «пацифизма» — продукт той современной идеологии, которая считает государство одной из самых важных единиц человеческого общества, т. е. продуктом современной идеологии нации (или, точнее говоря, национального государства), в которой (обманчиво) предполагается единство народа, языка и политической единицы (государства). Японский критик Каратани Кодзин утверждает, что национализм возникает только при соприкосновении с другими странами. Иначе говоря, не internationalism (в смысле «международность») возникает в результате национальных конфликтов, а наоборот, именно internationalism ведет к возникновению национализма3. То, что международный закон издавался тогда, когда формировались национальные государства, — это своего рода доказательство такого отношения между интернационализмом и идеологией. Вероятно, то же самое отношение можно увидеть между концепциями «пацифизма» и национального государства. «Пацифизм» возникает не в результате усилий разрешения конфликтов среди национальных государств: напротив, пацифизм и есть выражение той идеологии, к которой национальные государства считаются полномочными, независимыми политическими единицами, среди которых возможна и неизбежна (но, пожалуй, не очень желательна) война. Другими словами, в этой идеологии слово «peace» представляет собой лишь антоним «войны» и определяется только как отсутствие войны, что показывает последний пример из словаря терминов, созданных в эру Мэйдзи, т. е. пример, цитированный из словаря военных терминов4. Отсюда проистекает следующий по видимости парадоксальный тезис: международный закон не разрешает конфликтов среди национальных государств, а, будучи выражением парадигмы, включающей internationalism и национализм, он устанавливает и подтверждает конфликт как определенную систему. Это объясняет то, что концепция «права на войну (a right of belligerence)» возникла параллельно с развитием концепции национального государства. Пацифизм и право на войну — взаимодополняющие понятия; «пацифисты» могут представить «peace» только как отрицание или меньшую степень прав на войну. Только такой путь 116 им кажется реальным. Значит, как это ни парадоксально, концепция «peace» в самом деле дополняет концепцию прав на войну. А Лев Толстой либо стремился уничтожить именно такую парадигму, либо был совсем равнодушен к ней. Этим, наверное, можно объяснить его молчание о «пацифизме» в последних произведениях. Его философия ненасилия и отказа от войны произошла не от концептуальной политической системы, в которой уже существующие национальные государства старались найти путь к «peace», а от совершенного непонимания этой системы и пренебрежения ею. Однако его радикальные воззрения, касающиеся парадигмы национального государства, четко выражались уже в таких произведениях, как «Война и мир» и «Холстомер», в которых критиковалось искусственное разделение человечества государствами-странами. В последних произведениях Толстой с типичной для него убежденностью отрицал понятие «патриотизм», который обычно трактуют в положительном смысле5. В ряде статей Яснополянский философ даже отказывается от идеи государства как политико-общественной системы6. Отрицание Толстым современной парадигмы, которая включала понятия интернационализма и национального государства, было слишком радикально, поэтому его не одобряли и не понимали. Однако Толстой стал чтимым учителем философии ненасилия как в Индии, так и в Японии. Выше мы уже говорили о том, что в современную японскую культуру ввели из европейского употребления «peace» и перевели его как хэйва. По всей видимости переводчиком этого термина был японский квакер, Китамура Тококу, выдающийся поэт и критик конца XIX века. Тококу пишет в предисловии к первому номеру журнала «Хэйва» (peace), органа пацифистского общества, которое они основали с товарищами-квакерами: «Осенью 1889 г. мы с несколькими товарищами организовали «Общество мира». С того времени мы вместе изучали проблемы мира. Наконец, время наступило, мы создали Орган, и теперь имеем честь представить его нашим единомышленникам. Слово хэйва звучит совершенно ново. Для тех, кто находится вне христианского круга, оно вообще непонятно»7. Таким образом, Тококу с гордостью объявил, что они в своем журнале впервые употребили термин хэйва и этим выразили новое понятие «peace», означающее отрицание насилия и конфликта между странами. 117 Одним из важнейших источников нового понятия было учение Толстого. В статье «Граф Толстой» Тококу так объясняет идеи Льва Николаевича: «Суть морального учения графа, по-видимому, произошла из Нагорной проповеди Христа. Толстой говорит: 1. Не воюй. 2. Не суди. 3. Не блуди. 4. Не клянись. 5. Не гневайся. Эти проповеди предлагаются в эпилоге его книги, которая называется «Война и мир». Подобные мысли можно найти и в других его произведениях8. Очевидно, что здесь Тококу запутался. В «Войне и мире» этих проповедей не найти. Впрочем, он неверно излагает пять пунктов. Выше цитированные принципы высказывались Толстым в «Кратком изложении Евангелия», в трактате «В чем моя вера» и романе «Воскресение». В них они читаются так: «1. Не гневайся. 2. Не блуди. 3. Не клянись. 4. Не противься злу злом. 5. Не воюй.» Не исключено, что Тококу читал либо «В чем моя вера», либо «Воскресение» в переводе на английский язык. К сожалению, нам пока неизвестно, какой именно перевод читал Тококу. Во всяком случае, эти строки поэта-критика показывают, что одним из самых важных источников новой концепции «peace» было учение Л.Толстого. Как было сказано выше, толстовская философия ненасилия не только не совпадает с понятием «peace» в современном значении и с концепцией пацифизма, но и совершенно им противоположна. Если так, то можно сказать, что Тококу и правильно, и неправильно понял концепцию «peace» через учение Л.Толстого. Это видно из другой его статьи. В «Фрагментальных размышлениях (Со дандан)», опубликованных в журнале «Хейва», Тококу рассуждает: «Подкреплять нацию военной силой не следует. Она скорее ослабит нацию, обеспокоит людей, а не усилит нацию и не сделает ее державой... Посмотрите на Америку. Это страна экономической силы. Хотя с самого начала она не употребляла военную силу. Другие страны боятся Америки, но, в то же время, уважают ее. Почему боятся? Потому что она переполнена энергией американского народа и в ее промышленной деятельности видна настоящая храбрость. Америка не гордится вооруженной силой, но тем не менее представляет собой лучшую державу и никому не уступает»9. Правда, Тококу отрицает военные действия. Но, кажется, его цель в конечном счете состоит в том, чтобы сделать страну сильной «державой». Пацифизм Тококу не противоречит его национализму. Как мы видели, «peace» и национальное государство взаимно дополняют друг друга. Если 118 так, то понятно, почему Тококу, несмотря на то, что он критиковал вооруженную силу, все-таки, в отличие от толстовской философии ненасилия, думал в концептуальных рамках конфликтов среди стран и мечтал, чтобы Япония каким-то образом стала державой. Так, толстовское отрицание «пацифизма», патриотизма, и национализма было совершенно непонятно поэту и, следовательно, потерялось в кругозоре Тококу, который был одним из выдающихся последователей толстовского учения. Этот факт еще более разочаровывает, потому как Толстой думал, что в странах буддизма и конфуцианства имеется большая степень возможности реализовать его идеал ненасилия. Он пишет: «Если христианство истина и мы хотим жить в мире, то не только нельзя сочувствовать могуществу своего отечества, но надо радоваться ослаблению его и содействовать этому... Европейские народы, забыв Христа во имя своего патриотизма, все больше и больше раздражали и научали патриотизму и войне эти мирные народы и теперь раздразнили их так, что действительно, если только Япония и Китай так же вполне забудут учение Будды и Конфуция, как мы забыли учение Христа, то скоро выучатся искусству убивать людей (этому скоро научатся, как и показала Япония) и, будучи бесстрашны, ловки, сильны и многочисленны, неизбежно очень скоро сделают из стран Европы, если только Европа не сумеет противопоставить чего-нибудь более сильного, чем оружие и выдумки Эдисона (снаряды, которыми можно будет в час убивать больше людей, чем убил Атилла во все свои войны — Т.Ё.-М.), то, что страны Европы делают из Африки...»10 Автор переписывает эти строки Льва Николаевича в годовщину того дня, когда нас, японцев, в действительности убили снарядами больше, чем Атилла во все свои войны, и притом не в час, а в минуту, или даже в секунду. И японцы, как писал Толстой, очень быстро и умело обучившиеся военному искусству, в послевоенной новой конституции отказались от всякой формы войны. Этот отказ, будучи, с точки зрения реалистов-пацифистов, столь же идеален и «наивен», как и толстовский отказ от «пацифизма» и национализма, автору кажется, тем не менее сильным и надежным. Почему? Потому, что только то, что наивно, помогает освободиться от данной концептуальной рамки, в которой война — «реальность», а то, что «реально», поддерживает существующую парадигму пацифизма и национализма, точно 119 так же, как «пацифизм» парадоксально выражает (отсутствие) войны. Редактор 90-го тома Собрания сочинений пишет в комментарии к докладу Толстого, предложенному Конгрессу мира в Стокгольме, что доклад, который призвал к совершенному отказу от военной деятельности и от государственного строя, в конце концов не читали, потому что организаторы думали, что он слишком наивен, и боялись, что над великим Яснополянским писателем будут издеваться участники-пацифисты. Этот эпизод очень ярко показывает противоречие между толстовским понятием «ненасилие» и современным понятием «пацифизм». ПРИМЕЧАНИЯ 1 Термин «генеалогия» употреблен в значении, развитом М. Фуко в его «Археологии знания» и «Словах и вещах». 2 Сого Масааки и др. (ред.). Мэйдзи но котоба дзитэн. Токио, 1986. В данной статье, как это принято в Японии, фамилия японцев дается вначале, а затем — имя. 3 Каратани Кодзин, 1970=45-й год Сева (эры Императора Сева). В «Насчет конца». Токио, 1990. Р.Вильямс в «Ключевых словах» рассуждает подобным образом: «The complexity [касающаяся термина «национализм»] has been increased by usually separable distinction between nationalism (selfish pursuit of a nation's interests as against others) and internationalism (cooperation between nations). But internationalism, which refers to relations between nation-states, is not the opposite of nationalism in the context of a subordinate political group seeking its own distinct identity; it is only the opposite of selfish and competitive policies between existing political nations», (стр. 179) Нью-Йорк, 1985. 4 Здесь и везде под термином «пацифизм» автор имеет в виду ту особенную идеологию, которая сформировалась в 18-19-ых веках параллельно с концепциями национального государства и против которой Л.Толстой развивал свою философию ненасилия. Автор не высказывает никакой отрицательной оценки ни к пацифизму вообще, ни к редакторскому принципу данного тома. 5 Насчет толстовского литературного «приема», который состоит в том, чтобы абсолютно отрицать общепринятые идеи, см. мою статью «The West Narrates Itself: Tolstoi and his Orientalist Universalism in War and Peace and Other Works» (JSSES16) и Gary Saul Morson, Hidden in Plain View: Narrative and Creative Potentials in «War and Peace» (Standord, 1987). 120 6 He то, чтобы автор предлагал анархизм как решение. В статье подчеркивается лишь то, что один отказ от современной идеологии национального государства, вероятно, ведет к ответу на вопросы «войны и мира» в современном мире, — ответу, который пока никому не известен. 7 Речь идет о первом номере журнала Хэйва. Гэндай нихон бунгаку дзэнсю. Т. 4. Токио, 1956, стр. 71-72. 8 Там же, стр. 77-78. 9 Там же, стр. 72. 10 Христианство или патриотизм? Соб. соч. в 90 томах, т. 90, стр. 52. С благодарностью отмечаем, что данной работе оказал содействие книжный отдел Государственного музея Л.Н.Толстого. 121 |
