Яков Кротов. Богочеловеческая история.- Вера. Вспомогательные материалы.

Николай Лосский

МАГИЯ И ХРИСТИАНСКИЙ КУЛЬТ

Лосский Н. Магия и христианский культ / Путь.—1932.— № 36 (декабрь).— С. 3— 16.

Историки религии, этнографы и другие ученые согласно утверждают, что в жизни примитивных народов религия связана с магией.Леманн в своей книге «Aberglaube und Zauberei von den altesten Zeiten an bis in die Gegenwart» (3 изд., 1925) дает много сведений о магии не только у первобытных народов, но и в составе сравнительно высокоразвитых религий, напр. у халдеев, греков, римлян.Фразерсчитает вероятным, что магия возникла раньше религии; затем религия на первых ступенях своего развитая сочетается и смещивается с магией, когда человек уверен, что может покорить себе богов с помощью безличных сил посредством определенных церемоний и манипуляций; далее, на более высокой ступени развития религия стремится к умилостивлению богов и духов, к примирению с ними и начинает сознавать свою противоположность магии; религиозные люди начинают осуждать всякое колдовство, волшебство, как нечестивые деяния. Однако среди необразованных классов смешение религии и магии продолжает существовать, говорит он, и в наше время и приводит примеры потрясающих поверий, распространенные среди французских

крестьян (напр., месса Св. Духу, покоряющая Бога, месса Saint Secaire для наведения порчи. *)

ЭвелинаЭндергилл (Underhill) в своей ценной книге «Mysticism» говорит, что в христианском культе есть элементы магии (символическия слова, ритмы, помазания и т. п.), и относит их к «внешней» церкви, тогда как «внутренняя» церковь сосредоточивается на мистическом единении с Богом (глава «Мистика и магия»). Многие западно-европейские писатели говорят о православном культе, что он состоит из магически-символических церемоний.

Вопрос, не входит ли магия в состав христианскаго культа, можно ставить и обсуждать осмысленно не иначе, как в отношении к точно определенному понятию магии, а не расплывчатому представлению о ней. Я в своей статье буду придавать этому термину следующий смысл: магическое воздействие существует там, где воля одного существа покоряет себе волю другого существа так, что превращает его в свое орудие; магически воздействующий ставит цели, а покоривщийся ему исполняет их; сила покоренного существа как бы сливается с силою покорителя, отдается вполне в его пользование, так как оформляется и управляется целями и мыслью покорителя.

Такое учение о магии я развиваю на основе персоналистического миропонимания, согласно которому все существа обладают волей или, на низших ступенях развития, потенциею воли, а также на основе интуитивизма, утверждающего тесную связь всех существ друг с другом, благодаря которой «все имманентно всему», т. е. состояния одного существа непосредственно, в

________________

*) I.G.Frazer, the Golden Bough. A. Study in Magic and Religion I т. (3 изд.), 224-233.

подлиннике созерцаются другими существами и становятся предметом симпатии или антипатии их.

Воля и даже потенция воли каждого существа свободна. *) Поэтому магически поработить себе какое либо существо можно лишь в том случае, если оно само, находясь в состоянии упадка, отказывается от сопротивления вследствие страха или под влиянием соблазна. Отсюда следует, что магия в отношении к существам, обладающим нравственным сознанием, есть злое дело: она есть насилие одной воли над другой, достигаемое путем использования чужих слабостей.

Только в том случае магическое воздействие не есть зло, когда подчинившееся существо стоит на онтологически низшей ступени развития, именно не обладает нравственным сознанием; временно став орудием более высокого существа, оно приобщается к его более сложной жизни и таким образом воспитывается им. Так, иногда на короткое время всадник и лошадь как бы превращаются в одно существо **); лошадь становится как бы частью тела своего хозяина. Еще более явственно существует такое отношение между человеческим я и органами его тела. «Самая непосредственная магия», говорит Гегель, «это та, которую индивидуальный дух проявляет в отношении собственнаго своего тела, превращая его в подчиненного, покорного исполнителя своей воли. ***) Такое магическое подчинение, обыкновенно, не есть насилие; оно обусловлено огромным онтологическим превосходством одного существа над другим, в силу чего низшее существо

___________________

*) См. мою книгу «Свобода воли», YMCA. 1927.

**) См. W. Lutoslawski, Niesmiertelnose duszy, 1925.

***) См.Hegel, Encyklopädie, III.Th., § 405; см.также о магии в моей книге «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма», гл. V, 2.

чрезвычайно выигрывает, вступая в поток жизни высшего.

В отношении к Богу и членам Царства Божия насилие магического воздействия, очевидно, никоим образом неосуществимо, но возможны нелепые попытки практиковать магию и в этом направлении. Всякий такой замысел есть дело сугубо злое и кощунственное.

Многие философы и ученые, исходя из основ своего мировоззрения, скажут, что магия в смысле даннаго выше определения невозможна. Однако и они должны признать, что существуют люди, допускающие возможность такой магии и пытающиеся практиковать ее, и что всякая попытка такого магическаго воздействия, всякий замысел такой магии есть дело злое. Поэтому моя статья сохраняет смысл и для лиц, отрицающих возможность магии.

Леманн и Фразер дают иное определение магии, чем я. Но оба они, говоря о магии в религии, вносят в состав этого понятия замысел покорить волю богов. Поэтому, по крайней мере, в этом важнейшем для моей темы пункте статья моя сохраняет значение и для последователей Леманна и Фразера.

Возможно ли, чтобы в содержание самой возвышенной религии, в состав христианскаго культа в том виде, как он выработан православной и католической церковью или протестантизмом, входила магия? Многие действия культа, многие церемонии имеют целью создать условия, при которых воля Божия проявилась бы иначе, чем если бы их не было. Одного этого признака, однако, не достаточно, чтобы видеть в таких формах культа попытки магического воздействия на Бога. Леманн говорит: «к числу магических принадлежат те действия, посредством которых можно, как предполагает человек,

осуществить принудительную силу над богами, тогда как действия, посредством которых надеются только повлиять на настроение богов, следует рассматривать, как подлинно культовые» (стр. 12). Фразер особенно обращает внимание на то, что высоко развитые религии не сливаются с магией, а, наоборот, вступают во враждебное отношение к ней, считая нечестивым всякий замысел магического воздействия на богов или Бога.

В особенности в отношении к христианству стоит только на минуту задуматься над тем, допустимо ли в нем магическое воздействие на Бога, чтобы тотчас же и с абсолютной решимостыо ответить резко отрицательно. Во-первых, христианин признает всемогущество Божие, а вместе с тем и невозможность каких бы то ни было принудительных воздействий на Него, а также на ангелов и святых, которые, принадлежа к Царству Божию, живут сполна усвоением Его воли и силы. Но этого мало, гораздо важнее то, что Бог есть само Добро, «сокровище благих», верщина всех положительных ценностей; поэтому Он есть предмет любви и источник радости для всех верующих в Него христиан. Единственное правильное отношение к Богу, воспитываемое Церковью, всею христианской литературой, особенно Отцами Церкви, и всей практикой святых и мистиков есть любовь к Богу, совершенная преданность Ему, стремление превратить свою волю в орудие веленийЕго.

Церковь есть Тело Христово, и подлинный христианин стремится быть органом этого Тела, послушным своему Господину гораздо более совершенно и безпрекословно, чем мышцы нашего тела слушаются нашей воли. Соответственно этому центральный момент культа для каждого верующего есть приобщение св. Таин и для всей

Церкви преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову во время литургии. Согласно учению православной Церкви, это преложение совершается во время молитвы священника, называемой эпиклезис. И по содержанию своему, и по соответствующим ему движениям души священника эта молитва прямо противоположна всякому магическому заклинанию: в ней нет и тени повелительнаго сосредоточения воли священника на хлебе и вине или, что было бы еще страшнее, на Божественном мире; священник только благоговейно «просит и молит» Бога о ниспослании Духа Святаго на дары и преложении их Духом Святым.

Православная Церковь не ломает голову над вопросом о том, каким образом хлеб и вино, не изменившись химически, становится Телом и Кровью Христа. Для человеческого ума это, без сомнения, непостижимо, и воля священника здесь не при чем, но для Господа это, без сомнения, есть не какая-то сложная операция, a нечто абсолютно простое. Ва самом деле, Хомяков остроумно замечает, что Господь есть Господин стихий и вещество, не изменив своей физической субстанции, может стать Его Телом. По существу эту именно мысль развивает обстоятельно от. С. Булгаков в своей статье «Евхаристический догмат» *).

Также и приобщающийся св. Таин переживает настроение, не имеющее ничего общего с деятельностью мага: никаких напряжений воли, направленных вне себя у него нет, есть только любовь ко Христу, предание себя в Его руки и твердая воля хранить свое сердце в чистоте, чтобы удостоиться общения с Богом.

___________________

*) А.С. Хомяков. Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа 1855. Собр. соч. II т., стр. 131. От. С. Булгаков, журн. «Путь», 1930.

Все остальные таинства совершаются с теми же настроениями, как и таинство Евхаристии. В православной Церкви даже словесные формулы их (за исключением таинства покаяния) не дают оснований священнику выдвигать свое я и свою волю: священник говорит «крещается раб Божий», «венчается».

В католической литературе встречаются иногда мнения, преувеличивающие значение силы священника при исполнении таинства. Так, Гейлер приводит следующую цитату из одной иезуитской книги: священник имеет власть «над неживою тварью и даже над самим Творцом, и притом тогда, когда захочет. Одно слово из его уст принуждает Творца вселенной и неба сойти на землю, снимает с Него Его величие и скрывает Его под видом хлеба» *). Никто, конечно, не станет утверждать, будто это грубо магическое понимание таинства, есть догматическое учение католической церкви. Такие частные мнения отдельных лиц следует отмечать для того, чтобы содействовать очищению сознания их от случайно зарождающихся в нем кощунственных представлений.

Молебны о здравии, за упокой, о ниспослании дождя и т. п., церковные церемонии, вроде водосвятия, все совершаются так, что ни священник, ни молящиеся не напрягают своей воли во вне, чтобы покорить себе природу или Божественную силу: воля молящихся направляется внутрь, на себя, чтобы очистить себя от греха и всякаго порока и таким образом стать достойным милости Божией, а к Богу верующий обращается только со смиренной мольбой об исполнении

__________________

*) F. Heiler. Der Katholizismus, seine Idee und seine Erscheinung. München, Verlag von E. Reinhardt, 1923, стр. 226; цитаты из книги Karl Haggeney, S. I. Im. Heerbann des Priesterkönigs. Der wahre Melhisedech Freib. 1916, Bd. II, s. 35.

просимого и совершенной преданностью воле Его, наперед признавая, что просьба наша, может быть, неразумна и не заслуживает исполнения.

Стоит только вспомнить яркое, художественное воплощение поведения мага, напр. игру Шаляпина в опере «Фауст», чтобы живо отдать себе отчет в том, до какой степени поведение участников христианского культа противоположно магии, колдовству, волшебству и т. п. Когда Шаляпин, изображая Мефистофеля, заклинает розы, так что они вянут в момент прикосновения к ним Зибеля, зритель как бы чувственно воспринимает излучающуюся из пальцев его напряженной руки силу, направленную на розы. На обложках американских книг, обещающих научить успеху в жизни, бывает помещено изображение лица с сосредоточенным взором и волевым напряжением, излучающим силу, способную покорить себе все внешние препятствия. Не кроткое сияние лика Спасителя, а образ хищника служит путеводной звездой тех, кто обращается к таким книгам. Христианину претит этот путь внешнего успеха.

Только в случае борьбы с духом зла (экзорцисмы) необходимо в культовых действиях напряжение воли, направленное во внешний мир, но и оно лишь внешним образом напоминаете магию. Молитва «да воскреснет Бог и расточатся врази Его», сопутствуемая крестным знамением, произносится с намерением отогнать злую силу. Обыкновенный смертный стремится при этом лишь удалить злого духа, а вовсе не покорить его себе и использовать его силу для достижения каких-либо целей.

Все сказанное до сих пор может быть понято, как подтверждение мысли, что католический и православный культ состоит из магических церемоний: стремление участников таинства

отдать свою волю в руки Божии и сделать себя орудием исполнения Его велений, можно истолковать, как отказ субъекта от нечестивого притязания магически покорить себе Бога, но в тоже время как желание его статьобъектом магических воздействий на него Бога. В протестантской энциклопедии «Die Religion in Geschichte und Gegenwart» в статье «Католицизм» сказано, что католические таинства становятся магическими, так как предполагается, что благодать действует ex ореrе operato (в силу простого факта совершения таинства независимо от личности священника, т. е. на ex opere operantis),лишь бы человек не противодействовал ей. Иными словами, католику и православному приписывается здесь такое понимание таинства, напр. Евхаристии: положим, зная за собою греховное направление воли, напр. честолюбивую завистливость или сексуальную похотливость, человек приступает после исповеди и покаяния, к принятию св. Таин; он переживает при этом только то слабое желание избавиться от своих пороков, которое естественно возникает при обстановке, возвышающей душу, но разлетается, как дым, при малейшем испытании, т. е. при столкновении с соблазном; тем не менее, он надеется, что благодать таинства выжжет в нем порочную волю и преобразит его. Возможно, что есть лица, приписывающие таинству такую магическую силу и надеющиеся на возможность такого легкого пути совершенствования, не требующего тяжелой, иногда героической борьбы с собою и мощных усилий самопреодоления в минуты соблазна. Ясно, однако, что Церковь не так понимает значение таинств и не допускает, чтобы Бог магически распоряжался волей человека, а также не утверждает нелепой противоречивой мысли, будто Бог чудесно претворяет порочное я и превращает его в

добродетельное. Мысль эта нелепа потому, что быть добрым в нравственном смысле может только такое существо, которое предпочитает добрый поступок дурному свободно, по собственному выбору, т. е. не вынуждаемое ни внешней причиною, ни собственным характером в егоданной от Бога, сотворенной Богом сущности. Быть или вернее стать добродетельным может лишь существо, наделенное при творении его Богом творчески активной сверхкачественной свободной силой и самостоятельно вырабатывающее свои качества, т.е. свой добрый или порочный характер. Если бы можно было сотворить существо с такою душевной природой, что оно наверное было бы добродетельным, то это означало бы, что возможен автомат добродетели; так как это нелепо противоречивое понятие, то творение такого существа невозможно даже и для Божественного всемогущества. В противном случае, Бог сотворил бы мир, который состоял бы из совершенно добродетельных существ, мир, в котором не было бы зла.

И православные, и католики утверждают свободу воли человека. Особенно в современной православной философии подчеркивается мысль, что Бог сотворил человека, как существо, наделенное способностью к свободной творческой деятельности, что Богу человек нужен не как раб, а как друг, с любовью свободно обращающийся к Нему, входящий «в живой совет» с Ним (Вл. Соловьев) и свободно продолжающий творческую деятельность Его. Христианство в этой философии обрисовывается, как религия любви и, следовательно, как религия свободы *).

__________________

*) См. напр., труды Вл. Соловьева, книги кн. Е.Н. Трубецкого «Мировоззрение Вл. Соловьева» и «Смысл жизни», П. Флоренского «Столп и утверждение истины», от. С. Булгакова «Свет невечерний», Бердяева «Философия свободного духа» и «Назначение

Магическое покорение воли одного существа другим всегда есть насилие, так как оно постигается путем использования рабского страха или других порочных слабостей существа. Прямо противоположный характер имеет мистическое единение души с Богом: оно основано на бескорыстной любви к Богу, как самому Добру, Истине и Красоте, оно сопутствуется сознанием того, что Бог, как сказал св. Иоанн Бонавентура, есть Свет, «более близкий к душе, чем она сама к себе»; свободная отдача своей воли Творцу есть для твари не утрата себя, а, наоборот, впервые полная реализация своей идеи в блеске и славе ее, индивидуальное, т.е. незаменимое и неповторимое осуществление подобия Божия в тварном мире. Для достижения этой цели великие святые, как Франциск Ассизский, Сузо, св. Тереза, Иоанн Креста, Сергий Радонежский, Серафим Саровский и др. совершали многолетние героические подвиги борьбы своей воли, чувства и ума против малейшей тени порока в себе (утонченное изображение трудностей этой борьбы с собою см. в замечательной книге «Невидимая брань»), прибегая в то же время постоянно к благодатной помощи таинства Евхаристии. Всякий православный и католик, живущий религиозными интересами, а не числящийся только номинально в списках своего прихода, знает, что если для великих святых путь восхождения к Богу, несмотря на помощь таинства, бесконечно труден, то тем более он труден для рядового христианина. Думать, будто таинства суть, по учению Церкви и живых членов ее, легкий, внешний путь для достижения совершенства, может только тот, кто

_________________

человека», Франка «Духовные основы общества», Вышеславцева «Этика преображенного Эроса», Лосского «Свобода воли» и «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей».

стоит далеко от религиозного опыта православия и католичества.

В чем же заключается благодатное и чудесное действие таинства Евхаристии, если, кроме него, необходима героическая борьба войн верующего со своими греховными склонностями? Не достаточно ли одной этой внутренней работы человека над усовершенствованием себя? — Нет, не достаточно. — Совершенство конечного существа достигается путем спайки его с бесконечной полнотой жизни и абсолютным совершенством Господа Бога; оно состоит не в пассивной отдаче своей силы Богу, а в творческом деятельном соучастии в Божественной жизни. Это возможно лишь постольку, поскольку со стороны человека происходит очищение сердца от всего, что недостойно встречи с Богом, а со стороны Бога откровение Себя человеку, все полнее и полнее намечающее конечную цель его деятельности; эта постепенная спайка силы человека с Божественным Логосом осуществляется во время поворотных, важных моментов жизни человека и творит из него шаг за шагом новое преображенное существо без насилия над его свободой, без причинного воздействияБога на человека извне: Тот, Кто «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит» (Ис., 42, 3), не умаляет свободы твари, содействуя своим присутствием возвышению ее. Религиозный опыт христианина говорит ему, что приобщаясь Тела и Крови Христовой, как член Церкви, которая сама есть тоже Тело Христа, и переживая при этом особенный, ни с чем не сравнимый подъем духа, он действительно удостаивается того мистического единения с Богом, которое содействует преображению души. При таком понимании таинства, как преображения человека без нарушения его свободы, отпадают основания

утверждать, будто христианство, будучи религией искупления, вступает в непримиримый конфликт с нравственностью, как это говорит Н. Гартман в своей «Этике». Даже таинство крещения, совершаемое над непонимающим его младенцем, может быть рассматриваемо, как присутствие просвещающей душу благодати, которая затем постепенно свободно усваивается или отвергается новым членом Церкви по мере развитая его души.

Конечно, таинственное преображение души может происходить и помимо церковных таинств. Но Церковь, пользуясь многовековым опытом соборного разума, близкого душе каждого верующего, выработала в таинствах особенно могущественные средства возвышения души и потому отвергнуть таинства в надежде достигнуть цели какими-либо другими способами есть, по меньшей мере, чрезмерная самонадеянность.

Во избежание недоразумений следует заметить, что невмешательство Бога силой даже и в действия злых людей, вовсе не дает нам, людям, права подражать Богу и проповедовать непротивление злу силою. Совершив грех отпадения от Бога и находясь, поэтому, вне Царствия Божия, мы далеки от той красоты и полноты совершенства, которая одним своим присутствием потрясает душу даже и злого существа и лишает его спокойствия, когда оно вступает на путь зла. Драма нашей нравственной жизни, приниженной грехом, состоит в том, что мы обязаны бороться со злом даже и тогда, когда единственное средство, имеющееся у нас обуздать зло, есть сила. Мы сами обрекли себя на жизнь в таком царстве бытия, где даже реализация абсолютных ценностей не имеет характера чистого добра. *)

__________________

*) См. об этом драматизме мою книгу «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей», гл. III, 7. О том,

Бог есть Любовь, но есть у Него и другой лик — страшный «Огнь поядающий». Как это возможно? как согласить это со всем, сказанным выше? Очень просто: Бог не участвует в зле и этого достаточно, чтобы зло было обречено в конечном итоге на гибель. Богооставленность злого существа, которое само отвернулось от Бога и Его Добра, ведет его к неизбежному распаду, к пределу ничтожества и крайнему страданию, съедающему жизнь.

Н. Лосский.

__________________

как мало добра в земном добре, см. подробно в книге Бердяева «Назначение человека». О противлении злу силою см. В. Соловьева «Три разговора», книгу И.А. Ильина, статью Б. Вышеславцева «Трагическая теодицея», «Путь», январь, 1928 г., № 9.