ПЕТР ЧААДАЕВ

Его:

Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. М.: Наука, 1991.

— Философические письма: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
Отрывки и разные мысли
Апология сумасшедшего
Несколько слов о польском вопросе

О нем:

Чаадаев П. Pro et Contra: Личность и творчество Петра Чаадаева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Изд-во Русского Христ. Гуманитарного Ун-тета, 1996. 859 с.

Дело о запрещении "Телескопа", 1836.

Смирнова, 1998; Очерк Зеньковского, 1948. Лосского, 1952.

Его духовник - Сергиевский.

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич (1794-1856), рус.религиозный мыслитель.

Род. в Москве в дворянской семье. После нескольких лет учебы в Московском ун-те поступил в гвардию. Во время Отечеств. войны 1812  участвовал в Бородинском и др. крупных сражениях. Богатство, знатность, боевые заслуги обеспечили Ч. блестящую карьеру, но в 1821  он оставил службу. Поездка в Европу, знакомство с *Шеллингом, дружба с декабристами и А.С.Пушкиным — все это постепенно сформировало Ч. как оригинального мыслителя.  Фактически он стал одним из первых самостоят. историософов в России. Внутренний переворот, пережитый Ч. в 20-х гг., придал его воззрениям глубоко религиозную, христ. направленность. Писал Ч. мало. Гл. его идеи были изложены в "Философических письмах", написанных (по-французски) в 1829-30-х гг. Попытка опубликовать их закончилась трагически. Первая же глава (или письмо), напечатанная в журнале "Телескоп" (1836), вызвала острые дискуссии в обществе и правительств. репрессии. Ч. был объявлен сумасшедшим, и за ним был установлен надзор. Такая реакция была вызвана беспощадной критикой, к-рой Ч. подверг современную ему российскую действительность. Его обвиняли в антипатриотизме и идеализации Запада. Второй упрек имел под собой основания, но первый был результатом недоразумения. Если бы книга вышла в печати целиком, критики бы убедились, что Ч. выступает в ней как человек, искренне преданный своей стране. Он считал, что великая миссия России заключается в соединении созерцательности Востока и активности Запада. Ориентиром для такого соединения, по мысли Ч., лучше всего является универсальная католич. церк. система. Философ утверждал, что христианство призвано преобразовывать жизнь общества, а не только отдельные души. В этом он был единомышленником *Ламенне и предшественником Вл.*Соловьева. Чаяние Царства Божьего принимало у Ч. оттенок *хилиазма.

"Истина едина, — писал он, — Царство Божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не иное что, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль Самого Бога, иначе говоря, — осуществленный нравственный закон. Вся работа сознательных поколений предназначена вызвать это окончательное действие, к-рое есть предел и цель всего, последняя фаза человеческой природы, разрешение мировой драмы, великий апокалиптический синтез".

Свой взгляд на историю как на духовное становление Ч. противопоставлял идеям декабристов о внешнем переустройстве общества.

Философ утверждал, что вера, в широком смысле слова, есть важнейший двигатель обществ. развития и что религиозная вера не противоречит науке. Наука познает Бога в творении, и поэтому она, как и вера, идет к познанию Бога, но своим путем.  "Это познание развивалось в человечестве постепенно. Проблески истины появились уже в язычестве, "ранее, чем мир созрел для восприятия новых истин". "Первоначальное откровение" завершилось "двумя великими откровениями — Ветхого и Нового Завета". Эти откровения Ч. не отделяет от *Церкви, избегая *библиолатрии. "Никогда, — говорит он, — Божественное Слово не могло быть заточено между двумя досками какой-либо книги; весь мир не столь обширен, чтобы объять его; оно живет в беспредельных областях Духа, оно содержится в неизреченном таинстве Евхаристии, на непреходящем памятнике Креста оно начертало свои мощные глаголы". Ч. настаивает на *богочеловеческой природе Свящ. Писания. "Дух Святой, говоря устами Своих пророков, не переделывал человеческой природы".

"Работа здравой экзегезы научила меня различать в святой книге то, что является прямым воздействием Св. Духа, и то, что есть дело рук человеческих; поэтому боговдохновенность, покоящаяся на этом дивном произведении, не сможет сделать в моих глазах одинаково святым и ненарушимым каждое слово, каждый слог, каждую букву, к к-рым люди прибегли, чтобы передать мысль, к-рую Дух Святой вложил в сердца их. Чтобы стать понятным для человеческого разума, Божественное Слово должно было пользоваться человеческим языком, а следовательно, и подчиниться несовершенствам этой речи. Подобно тому, как Сын Божий, став Сыном Человеческим, принял все условия плоти, Дух Божий, проявляясь в духе человеческом, также должен был принять все условия человеческой речи; но подобно тому, как Спаситель не в каждом из актов Своей жизни торжествует над плотью, но во всей Своей жизни в ее целом, Св. Дух также торжествует над человеческой речью не в каждой строчке Писания, но в его целом".

В этой мысли мы находим первую попытку связать учение о *боговдохновенности с Халкидонским догматом.

Толкуя сказание *Шестоднева о сотворении человека, Ч. подчеркивал, что сущностью *теоморфизма является свобода. В этом даре проявилась кенотическая тайна, ибо, дав человеку свободу, Бог "отказался от части Своего владычества в мире". Это владычество вновь станет полным при наступлении на земле Царства Божьего. Путь к нему отражен в Свящ. Писании. Его образы настолько могущественны и ярки, что способны оставить неизгладимый след в сознании, "производя впечатление людей, с к-рыми мы жили в близком общении". Среди этих образов в ВЗ на первом месте стоит Моисей. Самым поразительным в нем, согласно Ч., было сочетание человеческой немощи с величием провозглашенных им истин.  "С одной стороны — это величавое представление об избранном народе,  то есть о народе,  облеченном высокой миссией хранить на земле идею единого Бога... С другой стороны — человек простодушный до слабости,  умеющий подавлять свой гнев только в бессилии, умеющий приказывать только путем усиленных увещаний, принимающий указания от первого встречного; странный гений, вместе и самый сильный и самый покорный из людей!". Ч. один из первых в рус. религ. мысли утверждал, что книги *пророков ценны не только тем, что предвозвещали будущее.  "В них, — писал философ, — заключается учение; учение, относящееся ко всем временам; столь же важная часть вероисповедания, как и все прочие".

Ч. первый в России выступил против *мифологической теории происхождения христианства, выдвинутой в 18 в. Ш.Дюпюи и Вольнеем. Божественное происхождение христианства философ связывал с той удивительной силой, к-рую оно проявило в истории. "Было ли это простым человеческим действием — придать жизнь, действительность и власть всем этим разрозненным и бессильным истинам, разрушить мир, создать другой... выразить всю совокупность рассеянных в мире нравственных истин на языке, доступном всем сознаниям, и, наконец, сделать добро и правду осуществимыми для каждого?" Даже если рассматривать христианство чисто исторически как "еврейскую секту", опирающуюся на ВЗ,  к-рый был лишь дополнен Иисусом Христом, оно все равно остается великим явлением и "носит на себе печать независимого действия высшего Разума, что не может быть объяснено приемами человеческой логики".

Незадолго до написания "Философических писем" рус.общество волновало толкование Апокалипсиса. Оно пыталось найти в нем указания на конкретные события Нового времени (см. ст. Юнг-Штиллинг). Ч. считал эти поиски "смешными". "Мысль Апокалипсиса, — писал он, — есть беспредельный урок, применяющийся к каждой минуте вечного бытия, ко всему, что происходит около нас... Превосходная поэма Иоанна есть драма вселенной, ежедневная, вечная, и развязка ее не так, как в драмах, произведенных нашим воображением, но по закону бесконечности продолжается во все веки и началась с самого начала действия". Этот взгляд на Откр стал впоследствии наиболее распространенным в библ.  экзегетике.

u Соч. и письма, под ред. М.Гершензона, т.1-2, М., 1913; Статьи и письма, со вступ. статьей и комм. Б.Н.Tарасова, M., 1987; Lettres philosophiques adress№es … une dame, Р., 1970.

 l Г е р ш е н з о н  М.О., П.Я.Ч. Жизнь и мышление, СПб.,  1908; прот.З е н ь к о в с к и й  В., История русской философии, Париж, 1948, т.1; К о в а л е в с к и й  М., Ранние ревнители философии Шеллинга в России — Ч. и Иван Киреевский, "Русская Мысль", 1916, ? 12; Л а з а р е в  В.В., Ч., М., 1986; Л е б е д е в  А., Ч., М., 1965; Т а р а с о в  Б.Н., Ч., М., 1986 (с библиогр.); прот.Ф л о р о в с к и й  Г., Пути русского богословия, Париж, 19812; см. также КЛЭ, т.8;  ФЭ,  т.5;  ФЭС.