Стругацких полюбили, когда они перестали быть Казанцевым.
Начинали они как Казанцев: резиновые тексты о покорении космоса, резиновые и бессмысленные. Затем совершился прорыв — у героев Стругацких появились чувства. Конец 1950-х. Это и была «оттепель». Конечно, и в предыдущей советской литературе имелись изображения чувств, но чувств не было, потому что не было языка. Была псевдо-речь. В 1960-е русский язык слегка воскрес — журнал «Юность» (не «Новый мир»), а главное — Булгаков, Шаламов, Домбровский, Искандер и их кривляющаяся тень — Солженицын.
Язык Стругацких взорвался в «Понедельнике», всех покорил, но дальше не развивался. Это относится, впрочем, и ко всей «оттепели». Стругацкие пытались вырваться из найденного ими стиля, но так и не смогли. Их язык был языком отражения, не языком света. Та среда, которую они отражали, которой дали трибуну — среда научно-технических интеллектуалов — либо эмигрировала, либо загнила-застоялась, что Стругацкие верно отразили в «Улитке».
Вымышленный Стругацкими мир был всего лишь отражением унылого советского бытия. Эзоповым отражением. Стругацкие активно бранили Запад и особенно Америку, но это была маска: бранили они не западное, а российское, что их душило. Их «коммунистическое будущее» было «антикоммунистическим», что напрямую проявилось только в «Сказке о тройке», где Хрущёв, Брежнев, Суслов появились без масок. Вполне возможно, что сами Стругацкие сперва действовали бессознательно и реально считали, что обличают буржуазных филистёров, «серость», благодаря которой к власти приходят «чёрные».
Фраза из «Трудно быть богом» об этой серости-черноте стала чрезвычайно популярной, в 1990-е она оторвалась от текстов Стругацких и стала объяснением неудачи демократии в России. Объяснением неверным и, хуже того, в большой части — самооправданием.
Вся вина возлагалась на «мещан», тогда как реально «обыватели» вообще ничего не могли сделать в 1990-е годы, а кто пытался, быстро натыкался на железную стену. Все разговоры номенклатуры о демократии, приглашения «поверить Горбачёву», «помочь Ельцину» и т.п. были всего лишь демагогией и дымовой завесой, за которой силовики — прежде всего, КГБ, МИД, разнообразные разведки — легализовали свою власть и вышли в политический и финансовый кэш.
Большинство «научных сотрудников» просто эмигрировало. Ничтожное меньшинство сумело поучаствовать в «выходе в кэш», исполнив в очередной раз роль Фарфуркиса при диктаторе — самым заметным фарфуркисом стал Чубайс, с исправностью часовой кукушки возвещающий, что в России построен капитализм. Кстати, не лжёт — только это капитализм антианархический, капитализм номенклатурный, который создал В.И.Ленин. Антикапиталистический капитализм.
Чёрных в России к власти никто не приводил. Они правили ею с 25 октября непрерывно, убийствами проводя селекцию нового типа человека — верного раба ЧК. И вывели. Это не серые, это именно рабы, нищие рабы. Рабы опасные, заточенные на войну и насилие, верные русланы. Но не «мещане», не «бюргеры». В этом смысле Честертон, доказывавший, что именно «серые» — лавочники — есть опора свободы в Европе, был прав, а Стругацкие промахнулись. Точно так же, как абсолютно промахнулся Борис Стругацкий в 1990-е, заявив, что фашизм — это высшая стадия национализма и что всё средневековье было фашистским. Это не просто удивительное невежество в отношении Средневековья, это удивительная неряшливость мысли и в отношении ХХ столетия. Фашизм Муссолини и Франко очень мало был национализмом, и национал-социализм Гитлера тоже был значительно более сложным явлением уже потому, что слово «нация» в Западной Европе обозначало и обозначает «политическое сообщество», а не племя.
Когда Борис Стругацкий в 1995 году писал о том, что России грозит фашистская чума, он ведь всего лишь призывал поддерживать Ельцина против зюгановцев, жириновцев и лимоновцев. Был ли Ельцин фашистом? Он был хуже — он был верным преемником Горбачёва, Брежнева, Хрущёва, Сталина, Ленина. И себе он выбрал верного преемника. Путин — фашист? К 2010-м годам сравнение Путина с Гитлером стало общим местом, но оно не было точным. Общее у Гитлера и Путина — демагогия, но и Ленин был демагог. Националистическая, великодержавная, имперская риторика у Путина — не «настоящая». Ему совершенно не нужны сторонники. Ему нужны роботы, боевые роботы, которые даже не должны повторять лозунгов, а просто убивать. В этом ошибка тех интеллектуалов, которые приписывают успехи кремлёвской номенклатурократии телевидению. Ленин и Сталин без телевидения правили! В отличие от Муссолини и Гитлера они рассчитывали прежде всего не на энтузиазм, который всегда был очаковским, а на голое насилие и бессильное повиновение. Чего и добились.
«Чёрные» в России пришли к власти не потому, что к 1917 году страну населяли «серые». Россия была довольно разноцветной, пёстрой. Причина проста и не уникальна: авторитарный режим и война как ножницы перерезали механизмы обратной связи между народом и властью. Это и не только в России произошло.
Сваливать всё на серость — на смердяковщину, ресентимент, недостаточное образование, эгоизм, жадность — иррационально, аморально и просто неверно. Эгоизм, агрессивность, жадность не средой определяются, не образованием, не распределяются в зависимости от дохода. Они такие же общечеловеческие качества как доброта и щедрость, так же грозят каждому как рак и ВИЧ.
К тому же у Стругацких постоянно тянулась пренеприятная нота: призыв к активности то и дело превращался в призыв использовать гебешников для инфицирования людей свободой. Поводить начальство за нос, найти какого-нибудь генерала, который разрешит специнтернат, и в этом специнтернате воспитать свободных людей. Понятно, что выходят из этого интерната белковские пополам с павловскими, кураевы и быковы.
Что до плохого образования, то оно — не вина, а беда, как и нищета. А вот люди с хорошим образованием, люди, повидавшие нормальную жизнь — как тот же Гайдар, Щедровицкий, Чубайс — эти виноваты по полной, эти — «предатели-клерки» Бенда. Так ведь и Гитлера привели к власти не избиратели, рейхс-канцлером его не избирал народ, а назначил аристократ Гинденбург, уступив уговорам отлично образованного Папена. Путина не «привели к власти», он сам себе проложил тяжёлым и кропотливым трудом мафиозного босса путь к власти, но помогли ему — отлично образованные интеллектуалы, включая и Гайдара, подписавшего Путину карт-бланш в 1992 году. И у всех этих хорошо образованных, умных и предприимчивых людей были свои аргументы. Расплатились миллионы убитых чеченцев, грузин, украинцев.
Что до «серости», то, конечно, она существует. «Совок», «вата». Но к феодализму или капитализму «серость» отношения не имеет. Это искусственно, через селекцию в течение ста лет, выведенное сословие. Сословие предателей, эгоистов, жмотов, крысятников, смердяковых — в общем, Иван Денисович Солженицын. Смертельно опасны для окружающих не сами по себе, а в сочетании с милитаристской диктатурой. Не они её породили, она их породила. Эта милитаристская диктатура — хуже фашизма и нацизма, но, как и фашизм с нацизмом, она не из ниоткуда выскочила, она гнойник на теле нормального — демократического мира. Демократический мир он ведь не насквозь демократический. В нём полно и эгоизма, и смердяковщины, и трампизма, и милитаризма. Демократия держит это в узде, не порождает, но и свести к нулю не может, на то она и демократия.
Чтобы победить путинизм, нужно не бранить серость, а быть демократом — и тут у Стругацких были проблемы, во всяком случае, у Бориса Стругацкого. Он, скорее, был «правый либерал» — в общем, проголосовал бы за отмену всеобщих прямых и тайных выборов. Пусть голосуют лишь умные и предприимчивые, которых легко узнать по научным степеням либо по деньгам. Все книги Стругацких — о противостоянии умного меньшинства глупому и опасному большинству. Кроме, пожалуй, «Отягощённых злом», но не потому, что там простили большинство, а потому что там уже и в меньшинстве разочарование.