Мф. 18, 3 и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное;

Лк. 9, 48 и сказал им: кто примет сие дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто примет Меня, тот принимает Пославшего Меня; ибо кто из вас меньше всех, тот будет велик.

№91 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая. (В Лк. следующая фраза тут).

Ср. Мф. 19, 30. Ср. Мф. 11, 11 (больше/меньше).

Слово "обратитесь" ("страфите") стало обозначать "обращение" - религиозный переворот, изменение направления со зла к Богу. "Обратитесь" - "эпитрефо" в Деян. 3, 18. (№1994). Но в Евангелии это слово употребляется и в буквальном смысле - "обрати щеку" (Мф. 5, 39). В результате в этой фразе читатель склонен автоматически понимать "обратитесь" в духовном смысле - мол, покайтесь, попросите извинения, откройте для себя Бога... А вот и нет, тут проще в духовном смысле и интереснее в историческом. Это калька с разговорного иврита, то, что специалисты называют "мишнаизм": когда евреи той эпохи говорили на иврите, они делали это не так, как Моисей с Авраамом. Представьте себе русского, который пытается изъясняться на церковнославянском! Одной из черт этого языка и было использования слова "повернуться" в значении "опять", "во второй раз". Так что здесь надо бы перевести "Если снова не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное". Так и в Мф. 16, 23: Иисус не поворачивается к Петру и говорит, а "ещё раз сказал", в Мф. 7,6 свиньи не "поворачиваются", а "ещё и порвать могут". Таким образом, смысл прямо противоположный: нужно не измениться, а повторять то, что уже было. Примечательно, что, тем не менее, общий смысл остался невредим - ведь "ещё раз" стать ребёнком, как и "ещё раз" родиться, можно только через обращение в самом духовно-революционном смысле.

*

24 (21 по английским публикациям) изречение Евангелия Фомы:

«Мария сказала Иисусу: На кого похожи твои ученики? Он сказал: Они похожи на детей малых, которые расположились на поле, им не принадлежащем. Когда придут хозяева поля, они скажут: Оставьте нам наше поле. Они обнажаются перед ними, чтобы оставить это им и дать им их поле».

Ср. Мф. 18, 3: «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».

Текст любопытен тем, что каждый образ в отдельности понятен и часто встречается в текстах I столетия, но смысл целого неясен. Неясность поддаётся разным толкованиям, почему можно объявить текст «гностическим», а можно считать его и ортодоксальным. Никаких особых откровений в обоих случаях ожидать не приходится, но ведь понять логику чтения само по себе интересно.

Для современного читателя самый неожиданный элемент – обнажение. Мы все вышли из викторианского ханжества в ханжество пост-модернистское. Все жалуются на распущенность нравов, но голым по улицам никто не ходит, а в древности – запросто, и не арестовывали.

Обнажение – нормальная часть древних обрядов, прежде всего – брачных, когда снимали одну одежду и надевали другую (в том числе, гости – о чём и говорится в притче о брачном пире и человеке, отказавшемся одевать праздничную одежду). Обнажались при крещении, и вовсе не надевали длинных белых рубах, как нынешние баптисты и прочие реконструкторы, «ролевики». Хочется сделать всё, как у «первых христиан». Идея точного воспроизведения сама по себе иррационально-магическая, а уж «первые христиане» просто не существовали, первыми христианами были обычные иудеи, но это признать для викторианского ханжи немыслимо. Какие там рубахи?! Да Иисус даже трусов не носил – неужели подражание Ему заключается в том, чтобы избавляться от трусов?

Реальное или воображаемое обнажение имело свой смысл в разных философских школах и у гностиков, и смысл не такой уж чуждый христианству. В посланиях апостолов Пётр радостно пишет, что скоро должен оставить «дом тела» (2 Птр. 1, 14), а Павел – возможно, в полемике с Петром – довольно непоследователен: радуется тому, что покинет материальное тело, в котором только скорби всякие, но подчёркивает: «не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью». Небесная одежда, бессмертное тело – не взамен земного, а поверх его. Довольно тяжеловесный образ, не случайно на Преображение в православной традиции выбрали для чтения в храме текст Петра, а не Павла.

Так что не просто можно истолковать текст Фомы как христианский (а не гностический), но тут возможны минимум два толкования, умещающихся в «рамки христианства». Другие образы вполне однозначны. «Малых детей» Иисус упоминает часто, почти всегда положительно, как символ доверия. Поле – это сама жизнь (Мф. 13,38), хоть в притче о сеятеле, хоть в притче о двух жнецах. Поле чужое, и вовсе не обязательно Божие. Далеко не всегда Иисус делает акцент на том, что всё принадлежит Богу, часто Ему важнее подчеркнуть, что не всё принадлежит верующим. Нищие духом-то не случайно? Вот и здесь ученики – нищие духом. Что-то у них есть, на чём-то они стоят, но это чужая собственность. Придут, попросят выйти вон – значит, выйдем вон. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов и засевают свои поля. Важно не помещать эту притчу в один разряд с притчами о необходимости напряжённо ждать возвращения хозяина, исполняя его заповеди. Отличие принципиальное – почему речь идёт не о рабах, а о детях, и призыв не «подпоясаться», а раздеться. Да, вот такая непоследовательность: то одеться, то раздеться. То напрячься, то расслабиться. Так ведь это не с Иисуса началось – «время бросать камни, время собирать камни» раньше сказано. Главное, чтобы камни были драгоценные!

Ср. Мф. 24, 3.

*

Кто не видит в ребёнке личность, не увидит в личности ребёнка.

*

"Будьте как дети..." А дети-то во многом совпадают со стариками. Памперсы разве что поменьше. Только у ребёнка завтра станет на черточку больше, у старика на чёрточку убудет. Будущее существует - или, во всяком случае, мы глядим не столько на настоящего человека, на человека сейчас, сколько на человека завтрашнего. Мы радуемся шагам ребёнка потому, что они первые, и стариковские шаги печалят нас, потому что они первые. Девушки кажется не такими красивыми, как в прошлом, потому что в прошлом мы на них, по выражению одной лесковской героини, "думали, что анализируем с соображением, а на самом деле глазели с воображением". Мы видели не девушку перед собой, а её невидимое продолжение... Главное же различие не в том, как со стороны глядят, а в том, что ребёнок именно будущего не видит, как и девушка впереди не кровать видит, которую видит ухажёр. Правильно - если будущее ограничено кроватью, то это не будущее. Как и будущее, ограниченное гробом. Ребёнок живет не будущим живёт и не настоящим, он живёт вечностью. Ничего непосильного в этом нет - надо только избавиться от привычки глядеть на других, укладывая их то в кровать, то на прокрустово ложе, то в гроб. Быть ребёнком означает не глядеть на мир с точки своего возраста. Ребёнок вспоминает о возрасте, когда взрослые его спрашивают, но ориентируется он в мире не по своим годам. Так и взрослый может и должен видеть мир не как "мир, когда мне было четырнадцать лет", "мир, когда мне было тридцать лет", а просто как мир, в котором миллионы людей разного возраста и возраст не имеет значения. Не меряет же человек солнце локтями, так и не мир надо мерять собою, а себя - миром, и тогда открывается бесконечность.

*

Будьте как дети: сколько раз я слышал ласковый упрек: ну ты как ребенок. А все потому, что я играл там, где не играют, тем, чем не играют. Но очень часто именно большинство принимает игрушку за серьезную вещь, а игровое поле за место сражения. Между тем, неуместная серьезность куда опаснее неуместной игры. Еще никто, играя, не спалил шесть миллионов евреев. Более того: святыня оскорбляется недостаточным почтением (профанацией) или чрезмерным (ханжество), но не игрой. Святыню нельзя бросать свиньям, но можно подбрасывать к небу.

Мф. 18,3 (то же Мк. 10,15). Чтение Мк. в литургической традиции приходится на зимнее время и сопровождается Иак 1, 1-18, видимо, по той причине, что Иаков говорит о том, что Бог "родил Он нас словом истины" - мы "как дети", потому что мы дети Божии. Призыв быть как дети следует за запретом второго брака, и подсказывает, что самые тяжелые проблемы решаются не напряжением всех сил, а, напротив, признанием своего бессилия и согласием родиться от Бога, воспитываться Богом, просить у Бога прощения.

Всякий ребенок равен себе и тем красив. В детском лице совпадает идеальное и реальное. Потом появляется расхождение и "моя первая косметика", которую предлагают торговцы, есть первый признак отставания человека от самого себя. Поверхностная причина ясна: человек теряет свободу. Поэтому люди тем красивее, чем свободнее политическое устройство страны, в которой они живут. Любые циничные софизмы о том, что всюду одинаково, только в одних странах не скрывают холопства, а в других припудривают его демократической демагогией, меркнут перед простым фактом: в обществе свободных и равных людей человеческие лица более детские. А в цыганском таборе или среди беспризорников детскость покидает лицо уже в младенчестве. Теряет свободу человек потому, что разучивается прощать. Ребенок много страдает, много (и чаще справедливо) обижается, но ребенок сразу же и прощает безо всякого усилия. В том и непрочность детского прощения: набирая силы, ребенок начинает их тратить на искусство не прощать, он научается помнить обиду, обстраивать ее доводами и мифами. "Быть как дети" означает, естественно, не косметический ремонт фасада производить, не скакать на одной ножке (хотя последнее подчас может быть полезно), а осваивать умение прощать обиды - настоящие, крупные, именно крупные.

"Как дети" звучит очень соблазнительно, поскольку взывает к дремлющему в нас инфантилизму. Но Иисус-то не хочет пробуждать наш инфантилизм, Он хочет усыпить наше самомнение. И этим призыв быть как дети и ограничен. Потому что редкое зрелище страшнее вечного детства. "Вечный человек" - ответ на все вопросы, "вечный ребенок" - вопрос, на который не может быть ответа. Большой, физически созревший человек, по умственным способностям остающийся ребенком. Хуже только фантастический Питер Пэн, - вечный ребенок физически и эмоционально, но интеллектуально - озлобленный старик. В Питере Пэне поражает отсутствие возраста, зияющая пустота, хищная и жестокая. В Иисусе поражает сочетание всех возрастов сразу.

"будьте как дети...". Ребенок в церкви просит у меня денежку бросить на тарелку и сообщает: "Мало жертвовать неприлично". Что неприлично жертвовать не свое, он еще не понимает, потому что "своего" у него нет. Или: спокойно справляют нужду в самых неприспособленных для этого местах только дети да пьяницы. Первые не научились, а вторые разучились сочувствовать окружающим и просчитывать возникающие от такого поведения проблемы. "Опять сомнения", как в известном анекдоте: очевидно, что часто христиане становятся детьми и пьяницами именно в худшем смысле слова, в урон любви к ближним.

Призыв Иисуса быть как дети (Мф. 18,3) не противоречит призыву Павла "оставить младенческое" (1 Кор 13,11). Разгадка в том, что детях главное - бегство от детства. Ребенок менее всего хочет идти ко Христу. Ребенок хочет перестать быть ребенком. Ребенок растет и старается сделать это побыстрее. Настоящий же ребенок - тот, кто распрощался с детством, но впал в детство. Ребенок страшен и жалок, когда он пытается подражать взрослым. Это всегда получается дурновкусие, и детство кончается, когда человек понимает, какими же смешными были его детские кумиры. Романы о мушкетерах, стихи про девушку Лиду, фильмы про космических путешественников... Комиксы, вкладыши к жвачкам, порнография колготочных оберток... Взрослость же начинается, когда человек понимает еще, что и тем кумирам следует быть благодарным, без них было бы хуже. Ну, разве что без колготочной эротики можно было бы спокойно обойтись. Так начинается взрослая детскость: спокойная, не торопящаяся никуда, добрая. Или не начинается - свобода-с...

Призыв быть как дети есть призыв к простоте. Детство неизвилисто, как в грехе, так и доброте. Пример детской лжи: президент заявил , что ничего не имеет лично против Приставкина, главы комиссии по помилованию -- и прежде всего заменил Приставкина. Но как простота святости или простота стиха очень сильно действуют, так и простота лжи. Кажется невероятным, что такая простота возможна у взрослого, ведь она кажется непрагматичной. С началом полового созревания человек научается лгать многоступенчато, так что ложь начинает действовать (детская ложь никого не вводит в заблуждение). И вдруг оказывается, что все изменилось, простота - работает. Изменилось отношение к нам людей: от ребенка ждали простоты, от взрослого -- нет. В этот зазор между ожиданиями и бьет зрелая простота, принося благословение или осуждение (в зависимости от того, простота это тьмы или простота света).

Будьте как дети. На первый взгляд, все просто. Иисуса спрашивают, кто в раю будет больше, кто меньше. Он отвечает парадоксом: больше будет тот, кто меньше. Этот парадокс можно высказать иначе: богаче будет тот, кто беднее. Так что формально это еще один перевертыш нормы. Но все же содержание метафоры не безразлично. Сравнение с нищим тянет за собой один ряд ассоциаций, сравнение с ребенком - другой. Обычно ребенка представляют недочеловеком, еще не вошедшим в мир похоти и властолюбия. Тогда христианин призван быть сверхчеловеком, уже выведенным из мира сего. Но в эту схему не вмещается тот очевидный факт, что дети все же не ангелы. У них нет грехов, но грех в них есть, и хватательный рефлекс им прекрасно знаком, и тянуть одеяло на себя они уже умеют, и эгоизм в них есть. Только все это настолько открыто, нелицемерно и слабосильно, что вызывает не злость, а жалость. "Быть как дети" означает не только быть слабым на грех. Надо еще и в окружающих видеть детей, с которыми нельзя воевать всерьез. Психологи выражают это парадоксом: взрослым человек становится, когда начинает относиться к своим родителям как к детям, перестает искать у них защиту и начинает защищать их, перестает спрашивать с них и начинает отвечать сам. Только ребенок старается стать взрослым, и когда апостолы спрашивают, кто из них будет "больше", они спрашивают, кто из них будет "рослее", "взрослее". Стать как ребенок означает стать взрослым самому, перестать приподниматься на цыпочки, и осознать свой истинный возраст. Истина в том, что в любом возрасте человек - дитя Божие. Иисус не требует невозможного, не призывает шизофренически корчить из себя того, кем ты не являешься. Взрослый может стать ребенком, ибо ребенок во взрослом есть; это не то, что Богу стать человеком. Можно увидеть в себе и в другом слабость и ничтожность, бессилие достичь высшей цели, да и не только высшей, примириться с этим, простить себя и других за то, что не святые, - и тогда в нас освободится место для святости, которую дать уже дело Христа.

*

"Будьте как дети"... Врачи относятся к детству без особой сентиментальности и подчёркивают, что возраст этот не из лучших. Ребёнок живет в довольно враждебном мире, который для него не приспособлен. С точки зрения врача, ребёнок - как старик, только у старика нет перспективы выздоровления, а у ребёнка есть. Так что предложение "быть как дети" отнюдь не такое уж соблазнительное. Это означает радоваться, когда тебя считают идиотом, разговаривать с окружающими из позиции снизу вверх, не быть агрессивным и... Достаточно. Тут действительно нужно большое доверие Богу.

Описывая одно распятие в Барселоне, Дина Рубина (Книжное обозрение, 4.12.2000), специализирующая на еврейской тематике, написала: "Иисус парит в воздухе, раскинув руки, словно увидел кого-то родного и жаждет принять его в объятия. Кажется, вот-вот воскликнет что-нибудь вроде: "Мойшеле, кинделе, беги сюда, поцелуй скорей дядю Ешке!"

Иисус -- не только рублевский Спас, Он еще и, может быть, прежде всего "дядя Ешке". Ну что, дети к Нему когда приходили, путаясь в ногах у апостолов и лишая их остатков спасения -- они что, шли к Спасителю? ручку поцеловать? Ждите! Они шли к доброму дяде Ешке, поиграть с Ним. И пока не будем как дети, как жиденки, пока не укоротим свои бороденки, дядя Ешке будет не с нами.

*

Сергей Дурылин однажды перечитывал письма Льва Толстого и нашёл упоминание о его сыне Сергее, с которым был знаком. Толстой 10 декабря 1864 года спрашивал жену: "Серёжа к клеёнке лицо прикладывает и агу кричит? ... Не вели капризничать, а атата, атата". Дурылин знал этого "Серёжу" в 1920-е годы и ужаснулся несовместимости образа ребёнка, который умилял отца, с обрюзгшим, золотозубым, скучающим стариком. А потом приободрился и вспомнил "будьте как дети":

"Серёжа" может остаться и при выпавших зубах, внутри "Сергей Львовича". И кто не задержит "атата" в душе, тот "не войдёт", тот ничего не сделает в жизни, что нужно сделать. Люди с этим "атата" в душе прекрасны.

Дурылин вспомнил при этом не Мечёва, не Розанова своего любимого, а о. Анатолия Оптинского:

"Его дело было в улыбке, в свете глаз, в великом, непрерывном "атата", идущем из души. Записывать его слова был бы праздный труд. ... Всё в письмах написанное было бы только пропись, самая обыденная и скучная, - она была мила, нужна, бесценна только для тех, кто в ней слышал его "атата"; если слышал - то прописи уже и не было: была до слёз трогательная "атата"; если не слышал - самая лубочная пропись. И душе, и страданию чужому, и скорби чужой - "он к клеёнке лицо прикладыва и "агу" кричал". Я этим его "агу" жил несколько лет. Я приехал к нему через 2-3 дня, как зарыли в землю мать, и он мне прокричал этакое "агу", что месяц после смерти мамы я был сам "Серёжей" с собственным "атата". ... Другого такого "Серёжу" со старостью, со старой грыжей, мешавшей двигаться, с болезнью печени, но с вечною "атата" в душе и на лице - я не видел в жизни и не верю, что увижу".

*

"Будьте как дети"... Ребёнок мечтает о плаще-невидимке, который бы освободил его из-под тирании взрослых. Возраст и есть такой плащ-невидимка, а "взрослый" - человек, который не умеет пользоваться возрастом и отождествляет себя с плащом. Возможно, прогресс включает в себя нормальное отношение к возрасту как сугубо материальному показателю, такому же, как цвет кожи или волос. Возраст означает намного меньше собственности. Пока, однако, в большинстве стран мира ещё сохраняется (в разной степени) "уважительное отношение" к людям более старшего возраста. Один психолог объяснил это тем, что такие люди уже видели нечто, что ещё предстоит увидеть младшему. Неверно. Недостаточно "увидеть", надо ещё и воспринять. Человек, который самодовольно относится к своему возрасту, теряет способность воспринимать именно то, за что его возраст стоило бы уважать. Его опыт - гордыня, и сколько бы с ним ни случилось удивительных происшествий, он запоминает лишь то, что кажется важным ему. Подлинные уроки времени проходят мимо его сознания. Бывают седовласые старцы, которые в 70 лет такие же высокомерные и агрессивные эгоисты, какими они были и в 10 лет, и в 20. Они не принимают опыт, потому что видят лишь себя. Это такая же крайность как легкомысленные "вечные дети", которые не принимают, потому что не видят окружающих. Увидеть, принять, но не отождествить себя с увиденным и испытанным - вот "быть как дети", не оставаясь дитём и не превращаясь в старика. Может быть, общество, в котором человек живёт, и поощряет почтение к старикам, но "быть как дети" означает не использовать это уважение к своей выгоде - как доказательство в споре, как средство агрессии.

*

"Быть как дети" (Мф. 18, 3).- понимание этой фразы зависит от понимания того, какого возраста человек считается "дитём". В Евангелии Фомы (4) сказано, что мудрый старик не постесняется спросить о смысле жизни у ребёнка семи дней. Ипполит (ум. 230 г.) цитирует евангелие Фомы, которое было в употреблении у наасенов: "Кто ищет Меня, найдёт Меня в ребёнке 7 лет, потому что, будучи скрыт до четырнадцати лет, я откроюсь". Marvin Meyer ((The Gospel of Thomas: The Hidden Sayings of Jesus, p. 70) в этой связи напоминал, что по еврейскому обычаю ребёнка обрезывали на восьмой день. Ребёнок 7 дней ещё не обрезан. Он ещё не вступил в завет с Богом, что, с одной стороны, делает его недочеловеком, а с другой - он сохраняет в себе нечто сверхчеловеческое, высшее. У гностиков вообще младенец был символом совершенного знания. Соответственно, можно предположить (и предполагалось), что под семидневным младенцем Иисус имеет в виду Себя Самого. Хоть Он-то был обрезан. Знание "места жизни" таково, что им способен поделиться агукающий младенец, но не взрослый. То есть, это знание выразимо не в слове как слове, а в слове как в живом существе. В Евангелии Фомы, ст. 27 мысль о младенцах опять появляется, причём и там она соединена с мыслью о том, что двое будут одним. Только в 27 ст. эта мысль развита так, что приближается к известному (хотя всё же загадочному) изречению Иисуса о том, что в Царстве Небесном не будет ни мужского, ни женского. Причём в 27 ст. младенец определён как тот, кто сосёт молоко. Вспоминается анекдот о священнике, который признаётся, что часто припадал губами в женской груди - в детстве, когда сосал молоко. В наши-то дни уже немногие дети могут этим похвастать. Они проходят путь не от материнской груди к груди жены, а от бутылки с молоком до бутылки с коньяком. Грудной младенец рассматривался как существо бесполое. Только бесполому младенцу Иисус противопоставляет не мужчину, а именно старика, то есть, тоже существо, уже (а не ёщё, как младенец) не имеющее пола. Мудр не всякий старик, а тот, кто спрашивает о смысле, а не проповедует. Большинство-то стариков о смысле рассказывают - как будто долгая жизнь и потеря потенции сами по себе помогают познанию. Быть стариком - неизбежно. Если умеренно пить и колоться, это доступно даже невоздержанным людям. А быть мудрецом - этого можно избежать. Мудрость в том, чтобы понять - старик, а следовательно, смерть и слабость, не есть вершина. Это не вершина, не первое место. Это всего лишь возможность - нет, не впасть в детство, Иисус не предлагает такого идиотизму. Заговорит с ребёнком означает заговорит с тем, кто ничему не может научить, кто даже слов не произносит и не понимает. Это высшая любовь к диалогу, к другому как другому - не более умному, не более интересному, а просто Другому. Это признание того, что "я" в своём одиночестве, как бы умно и мудро ни было, всего лишь абсурд, как мост с одним берегом.

*

Артур Блох знаменит сатирическими афоризмами, но есть у него и такой, который вполне может служить комментарием к евангельскому «Будьте как дети»: «С больным ребёнком надо обращаться как со взрослым, с больным взрослым - как с ребёнком».

Конечно, о «взрослости» больного ребёнка можно говорит лишь условно. Это не взрослость, это старость, это дряхление от страдания. Так дети-беспризорники, цыганята кажутся взрослыми по умению «решать проблемы», но это ведь не суть взрослости. Правда, многие взрослые дальше «решать проблемы» не идут, что и делает жизнь такой трудной штукой.

Глаза больного ребёнка кажутся заключающими в себе вселенскую мудрость, но это иллюзия, как иллюзия - скорбная мудрость коровьего или кошачьего взгляда или проницательность, которую мы подозреваем в аутисте. Просто у нас, смотрящих в эти глаза, совесть нечиста, а жизнь ещё грязнее.

«Быть как дети» означает обращаться со взрослыми с той странной смесью трепета и свободы, которая характерна для детей. «Быть как дети» означает считать сатану больным ангелом и не соваться к нему с таблетками, как поступили бы взрослые, а обходить подальше. «Быть как дети» означает не сердиться, когда другие снисходительно относятся к нашим грехам и слабостям, а радоваться, что эти грехи и слабости, лишая нас силы, не лишают нас общества любимых людей.