РУКОПИСИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО

Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. Составители: Т.Г. Иванова, Л.П. Лаптева, А.Л. Топорков. Москва: Ладомир, 2001.

C kapija.narod.ru, 2009

См. источниковедение.

Топорков А. Сказка про бога Посвистача. - О рукописи Г.Д. Книголюбова. - О "Белорусских народных преданиях" и их авторе.

Лаптева Л.П. Краледворская и Зеленогорская рукописи и их русские переводы (ср. её же об этих рукописях 1985 г.).

Перезидание статей Зубова.

Так же Топоркова: Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М.: Индрик, 1997. 456 с.

Андрей Топорков

От составителя

Крушение советской идеологии и свобода слова, помимо очевидных позитивных результатов, стимулировали всякого рода национальное, историческое и иное мифотворчество. Переиздаются и распространяются большими тиражами такие фальсификаты, как "Влесова книга" и "Протоколы сионских мудрецов", популяризируется псевдонаучная "новая хронология" А.Т. Фоменко, согласно которой фальсифицирована вся мировая история[1].

В еще более острой форме процессы исторического мифологизирования протекают в других странах СНГ (в частности, на Украине[2]) и в национальных республиках, входящих в состав России. Каждый народ выстраивает свою версию истории, в которой сам он выглядит наилучшим образом, а его соседи рисуются как захватчики и поработители[3]. Подобные концепции воплощаются в учебниках для школ и ВУЗов и определяют историческое самосознание миллионов молодых людей. Создатели новых версий собственной или мировой истории стремятся придать им видимость научности и при этом либо вольно интерпретируют источники подлинные, либо опираются на источники фальсифицированные.

Дополнительная проблема заключается в том, что фальсификация исторических источников имеет определенное сходство с мистификацией как литературным приемом. Литературные мистификации представляют собой важную и законную часть истории литературы. Их появление часто связано с переходными явлениями в развитии словесности, когда литературный процесс вовлекает в свою орбиту новый, неизвестный ранее материал (например, древнюю мифологию или фольклор своего и других народов). И фальсификат, и литературная мистификация приписываются их создателями другим, мнимым авторам, однако они могут многое рассказать об их подлинных авторах, их исторической эрудиции, ментальности, целях.

На протяжении ХIХ-ХХ вв. в России и других славянских странах было создано множество фольклорных текстов и описаний мифологических верований, имеющих отчасти или полностью фальсифицированный характер. Наиболее известным фальсификатом такого рода была знаменитая Краледворская рукопись, созданная чешским филологом и поэтом В. Ганкой (1817 г.). В течение полувека она считалась одним из наиболее ценных источников для реконструкции славянской мифологии, а когда подделка была, наконец, разоблачена, то это было воспринято чехами почти как национальная трагедия. Между тем Краледворская рукопись, несомненно, представляет собой замечательное литературное произведение и в таком качестве вполне заслуживает переиздания.

Стилизация под фольклор близка мистификации, т.е. такому случаю, когда произведение, сочиненное в народном (или псевдонародном) духе выдается за произведение, записанное из уст народа. Наиболее известная из таких мистификаций - "Песни Оссиана" Дж. Макферсона - была чрезвычайно популярна во второй половине ХVIII - начале ХIХ в.

Из поддельщиков русского фольклора наибольшую славу стяжал И.П. Сахаров (1807-1863)[4], впрочем, его "Сказания русского народа" и поныне благополучно переиздаются и цитируются глубокомысленными исследователями. Однако Иван Петрович был далеко не единственным, кто подвизался на благодатной ниве фальсификации фольклора.

В настоящую книгу, состоящую из трех разделов, включены:

1. русские переводы знаменитых подделок чешской эпической поэзии - Краледворской и Зеленогорской рукописей;

2. фольклорно-мифологические фальсификаты ХIХ в.: "Белорусские народные предания" П. Древлянского (П.М. Шпилевского), заговоры из рукописи Г.Д. Книголюбова, украинская историческая дума, опубликованная А.В. Шишацким-Илличем;

3. произведения так называемого "советского эпоса" 1930-1940-х гг.: плачи о Ленине, Кирове и Чкалове, сказки и так называемые "новины" о Сталине, гражданской войне и освоении Арктики и др.

Фольклорные фальсификаты П.М. Шпилевского, А.В. Шишацкого-Иллича, Г.Д. Книголюбова представляют собой своеобразные литературные фантазии на фольклорные темы. Они возникли в ту эпоху, когда литератор считал для себя возможным "улучшать" народнопоэтические тексты, возвращать им их "подлинный", архаический характер. Грань между публикацией фольклора и его литературной обработкой имела еще весьма зыбкий и неопределенный характер.

Иной тип отношения к фольклорной традиции складывается в советский период. Фольклористы считают возможным обучать исполнителей из народа, как сочинять песни на актуальную тематику, или даже сочиняют их сами, стилизуя под фольклор. Издаются целые собрания "народных" песен о И.В. Сталине и других руководителях партии и правительства.

Подделки в области фольклора установить значительно труднее, чем подделки исторических документов. Если текст был записан изустно, то нет и его рукописи, а раз нет рукописи, то нельзя опереться на данные палеографии и истории языка. В подавляющем большинстве случаев исследователь лишен возможности перепроверить текст, обратившись к его исполнителю. Он вынужден верить собирателю фольклора на слово.

Сама природа фольклорного текста такова, что предполагает активное участие посредника и в его письменной фиксации, и в изготовлении "конечного продукта" - опуликованного текста (мы говорим сейчас главным образом о собирателях прошлого, не вооруженных аудио- и видеоаппаратурой). Собиратель должен найти исполнителя, организовать ситуацию, благоприятствующую записи, зафиксировать текст (что тоже нелегко, ибо говорит или поет человек, как правило, гораздо быстрее, чем можно записать), потом переписать текст набело (реально - восстановить целостный текст на основе черновых записей, более или менее дефектных). Естественно, что при всех этих действиях фольклорист опирается на свое субъективное понимание текста.

В ХIХ в. еще отсутствовало представление об уникальности каждого варианта и вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову записывать и публиковать текст с соблюдением всех фонетических особенностей речи исполнителя. Более того, считалось возможным исправлять текст, приближая его к гипотетическому протексту. Знаменитый собиратель и публикатор фольклора П.В. Киреевский (1808-1856) в изобилии "изготавливал" сводные тексты духовных стихов, гораздо более полные и исправные, чем аутентичные версии. Впрочем, степень свободы обращения с текстом, характер и результаты постороннего вмешательства весьма вариировались - от незначительной стилистической правки сказок у А.Н. Афанасьева до сочинения собственных сказок в слащавой псевдонародной манере у И.П. Сахарова.Собиранием фольклора часто занимали поэты, литераторы. Многие из них не только фиксировали народное творчество, но и создавали собственные произведения, стилизуя их под фольклор.

Не редкость, когда собиратель фольклора сам становится его исполнителем. В умении спеть народную песню или рассказать сказку, естественно, нет ничего зазорного; более того, это реальный показатель того, что сам собиратель глубоко постиг традицию и стал в ней своим. Однако и в этом случае граница между творчеством фольклориста и творчеством народа оказывается достаточно размытой.

Взятые в совокупности, материалы сборника вводят в научный оборот целый корпус забытых или малоизвестных текстов, имеющих своеобразный полуфольклорный-полулитературный характер.

Примечания

1. История и антиистория: Критика "новой хронологии" академика А.Т. Фоменко. М., 2000.

2. Юдин А. Новая украинская мифология // Неприкосновенный запас: Очерки нравов культурного сообщества. 2000. № 1 (9). С. 26-32.

3. См. анализ этих концепций в сборнике: Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М., 1999.

4. О подделках И.П. Сахарова см. в кн.: Козлов В.П. Тайны фальсификации: Анализ подделок исторических источников ХVIII-XIX веков. 2-е изд. М., 1996. С. 199-207.

А.Топорков

Сказка про бога Посвистача

В "Черниговских губернских ведомостях" за 1855 г. была опубликована замечательная "Сказка про бога Посвыстача". Она начинается с прозаического рассказа о людях-гигантах, которые жили в старину: "Да то сказано, що люде си велькiє булы, зовсим не те, що мы Христыяне; у йих и бога якось инак звалы,- кажуть Посвыстач екись"[1]. Был у этих людей старший князь, и задумал он жениться, чтобы было кого после себя на царстве оставить. Собрал князь старейшин на совет. (На этом прозаическая часть текста кончается и начинается стихотворная.) Старики посоветовали князю "корабли стругать" да выезжать на сине море и добыть за морем красную княгиню. Так князь и порешил: повелел он строить новые корабли и снаряжать старые, усадил в них войско и приказал поставить кадки меду. Стал князь одеваться, а "вирныє слуги його на майданах громадытьця, / Да свойму богу Посвыстачу молытьця, / Щоб въун йим годыну дав, / Та моря не турбовав". При приближении к христианским землям князем начали овладевать недобрые предчувствия, однако "старые головы" стали его успокаивать, еще бы ведь "воны свого бога Посвыстача прохалы моря не турбоваты". Когда корабли доплыли до христианского берега, произошло такое неординарное событие:

...Став чорны орел над морем литать,
А литавши, став въун голосом казать:
"Пхе, Руська кость пахне!"

Христиане вышли на берег моря и стали просить своего Бога разогнать ветром вражеские корабли или потопить их. Так и случилось: христианский Бог поднял бурю, море разбушевалось и разбросало корабли. И тогда князь промолвил своим слугам:

Эй вы слуги мойи вирныйи!
Не єсть се бог наш Посвыстач бог настоящи,
Що въун своєйи буры не втышив,
Да наши корабли и такъуй сыли потопыв;
Десь наш Бог Посвыстач спав,
Чи в Макуши гуляв...

Из этого происшествия князь сделал вывод, что единственный настоящий бог - это Бог христианский. Он направил свои оставшиеся корабли на родину, а там вновь собрал "старых людей" и велел им снарядить посланцев в христианскую землю, "Щоб воны там виру займалы, / Да Христыяньского Бога и соби Богом зазналы". По случаю отбытия послов был устроен пир... И на этом, к сожалению, песня обрывается.

Исполнительницей ее была, если верить публикатору, 85-летняя старуха Гэйдыха, проживавшая в селе Красиловке Козелецкого уезда Черниговской губернии (нетрудно догадаться, что ко времени появления публикации Гэйдыха уже отошла в лучший мир и не могла бы ни подтвердить аутентичность думы про Посвистача, ни ее опровергнуть).

За текстом "сказки" (или "думы") следовало обширное ученое разъяснение публикатора. Последний между прочим отмечал, что "содержание этого рассказа очевидно наводит на происшествия, случившиеся с киевскими Князьями в период их язычества".

Публикация завершается довольно обширными примечаниями. В них указаны основные издания украинских дум первой половины ХIХ в., разъясняется, что такое украинская дума и комментируются отдельные слова, упомянутые в тексте (даха, чересло, чаймы). Отметим забавную деталь: большинство примечаний подписаны "автором", а некоторые - "редактором", причем в одном случае (по поводу слова даха) начало примечания принадлежит "редактору", а далее его ученые комментарии развивает "автор". Между тем и автор публикации, и редактор "Черниговских губернских ведомостей" - одно и то же лицо: фольклорист и поэт Александр Васильевич Шишацкий-Иллич (1828-1859). Таким образом, диалог между автором публикации и редактором газеты - это внутренний диалог между разными "я" самого А.В. Шишацкого-Иллича!

Итак, если верить публикатору (он же собиратель, он же комментатор и он же первый исследователь), то ему удалось в середине ХIХ в. зафиксировать народно-поэтическое произведение о событиях почти 1000-летней давности, предшествовавших принятию христианства. Хотя автор и не высказывает своих предположений о том, как заканчивалась дума первоначально, в этом можно видеть элемент литературной игры: читатель легко догадывается, что посланцы со старшим князем во главе вернулись уже христианами или во всяком случае в христианской земле их убедили принять новую веру и отречься от язычества. Природа текста неверно понята самой исполнительницей (это "дума", то есть повествование об истинных событиях, а вовсе не "сказка"). Автор дважды подчеркивает, что дума "проясняет правду истории", заключает в себе "не фантазию... а самый факт... на который смотрит... целый народ в одной нераздельной мысли, в одном нераздельном взгляде".

В следующем году дума была напечатана во второй раз - в книге П.А. Кулиша "Записки о Южной Руси". В предисловии к публикации П.А. Кулиш выразил восхищение этим замечательным произведением народного духа и сравнил А.В. Шишацкого-Иллича с А.И. Мусиным-Пушкиным, благодаря заботе которого сохранилось для потомства "Слово о полку Игореве"[2]. П.А. Кулиш высказал также убеждение в том, что дума "современна самому событию, в ней воспетому, и только с течением времени утратила местами старинные формы речи"[3].

Однако на этом победоносное шествие "бога Посвистача" по славянским землям и окончилось. В рецензиях на книгу П.А. Кулиша, написанных такими опытными филологами и историками, как Н.И. Костомаров и А.Н. Пыпин, дума развенчивалась как произведение новейшего времени. Так, например, Н.И. Костомаров отметил, что дума современна по языку, "в ней нет ничего древнего, кроме описываемого события и языческих имен"[4]. Н.И. Костомаров высказал и гипотезу о том, как могло появиться на свет такое сочинение: "Разве не мог какой-нибудь казак или попович, учившийся в киевской коллегии, скомпоновать виршами думу о событии, о котором он узнал в школе, и внести туда имя Посвиста или Посвистача, заимствовав его из Синопсиса... разве не могла она распространиться в известном околотке, переходить от письменных к неписьменным и дойти до Гуйдихи в измененном виде..."[5]. Впрочем, мы думаем, что сочинителем думы был не безвестный попович и никакая Гуйдыха не "верзякала" А.В. Шишацкому-Илличу про языческого князя, а сам он помог "целому народу" вспомнить его "нераздельную мысль".

Дело в том, что А.В. Шишацкий-Иллич был не только собирателем фольклора и редактором "Черниговских губернских ведомостей", но и поэтом, автором двух стихотворных книг. Несомненно, что сочинить такой текст не составило бы для него особого труда. Вероятность того, что дума про поход языческого князя на христианскую землю действительно бытовала в народной среде, весьма мала; во всяком случае такой сюжет никогда впоследствии не фиксировался фольклористиами. Наконец, в самой публикации слишком многое указывает на желание "замести следы" и не только сообщить фольклорный текст, но и навязать читателю определенное его понимание: дума записана от глубокой старухи, которая уже скончалась ко времени  публикации; произведению приписывается чрезвычайная важность как историческому источнику; часть текста утрачена, но не настолько, чтобы нельзя было догадаться, о чем пойдет речь в утраченной части. Сведения о славянских богах, изложенные в думе, полностью соответствуют уровню знаний самого комментатора текста и весьма далеки от реальных данных о древнерусском языческом пантеоне: бога Посвистача древняя Русь вообще не знала; Мокошь упоминается в "Повести временных лет" среди идолов языческого пантеона князя Владимира, однако нет никаких аргументов за то, что это была богиня (и тем более бог) тишины и покоя.

В 1874 г. известные украинские историки В.Б. Антонович и М.П. Драгоманов издали обширное собрание украинских дум; в предисловии к книге им пришлось объяснять, почему они не включили в нее думу про Посвистача, как, впрочем, и десятки других поддельных дум. Исследователи задумались и о том, какими мотивами руководствовались фальсификаторы: "Кроме какого-то странного инстинкта к фальсификации, переделывать и подделывать песни и думы малорусские заставляли своеобразный патриотизм, русский и польский, стремление показать в народных песнях следы памяти о глубокой древности,- что заметно в подделке думы о походе князя-язычника в Византию..."[6].

Впрочем, и до сих пор в ученых трудах можно прочитать о том, что "память о Мокоше на Украине сохранялась до середины ХIХ в."[7] Дело А.В. Шишацкого-Иллича живет и побеждает.

Примечания