Мф. 14, 15. Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи.

Мк. 6, 35-36: И как времени прошло много, ученики Его, приступив к Нему, говорят: место здесь пустынное, а времени уже много, - 36 отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения и купили себе хлеба, ибо им нечего есть.

Лк. 9, 12 День же начал склоняться к вечеру. И, приступив к Нему, двенадцать говорили Ему: отпусти народ, чтобы они пошли в окрестные селения и деревни ночевать и достали пищи; потому что мы здесь в пустом месте.

Ио. 6, 5-9 Иисус, возведя очи и увидев, что множество народа идет к Нему, говорит Филиппу: где нам купить хлебов, чтобы их накормить? 6 Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать. 7 Филипп отвечал Ему: им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу. 8 Один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему: 9 здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества?

№74 по согласованию - Стихи предыдущий - последующий. См. иллюстрации.

Кстати, видимо, Иисус и апостолы всё-таки успели поесть, ведь к моменту чуда у апостолов нет ни крошки, они говорят лишь о запасе какого-то мальчика. Видимо, апостолам опять уже захотелось есть, и они стали искать провизию.

Найнхэм (D.E.Nineham - Кузнецова, 2000, с. 142) в исследовании евангелия от Марка подметил, что композиция составлена из двух параллельных последовательностей -- у Матфея так же: Иисус насыщает людей - пересекает озеро - спорит с фарисеями - говорит о хлебе для детей/о закваске фарисейской - исцеление глухонемого/исцеление слепого. По согласованию Четвероевангелия это эпизоды 74 и 81, 75 и 82а (Мк. 8, 10), 78 и 82б, 79 и 83, 80 и 84. Конечно, тут есть натяжки - потому что эпизод, в котором Иисус мимоходом упоминает детей за едой, приравнивается к эпизоду, в котором Иисус сосредоточен на фарисейской закваске - тем не менее, параллелизм очевиден. И за этим -- важнейший эпизод (№85), когда Иисус спрашивает учеников, кем Они его считают.

Кузнецова не берется решать, почему именно такая последовательность эпизодов, а не другая. Наука! Слишком много может быть объяснений, и первое: совпадение. В научном взгляде на мир есть легкая ненормальность, юродство или поэтичность, когда сопоставляются явления с обыденной точки зрения совершенно несопоставимые -- как в данном случае великое хождение по воде с мимолетным пересечением озера в лодке. Подобных параллелизмов полон каждый день любого человека. Даже триллелизмы: поел - пошел. Но ведь перед нами не кусок жизни, а описание куска жизни. Литератор как раз обычно не описывает бытовые параллели, они слишком скучны.

Другое объяснение: все "вторые" эпизоды придуманы для красоты. Людей тянет сократить повторение как лишнее. Но в данном случае -- какая уж такая особая красота? И если бы это было придумано вполне сознательно, то не было бы так замаскировано, что за две тысячи лет этого никто не разглядел. В конце концов, у всех четырех (восьми) эпизодов смысл один: Иисус обнаруживает Свою силу, как насыщающую людей, так и защищающую. Обличить фарисея -- тоже ведь защитить.

Может быть, дело в том, что не только человеку плохо быть одному? Может быть, еще до творения женщины Создатель решил, что и миру плохо быть одному, монистическому, цельному, и раздвоил мир, раздвоил все события, раздвоил так, что все не просто повторяется, но повторяется не совсем точно, все время с отклонениями. Мир не просто симметричен, мир слегка несимметричен в своей симметрии -- как мужское и женское симметричны, да не совсем, иначе было бы все то же одиночество, только удвоенное. Этим и замечательна жизнь -- завтрашний день есть повторение нынешнего, но при этом он всегда чуть иной. Властолюбие и косность человека этому сопротивляются -- фарисейство, к примеру, есть попытка сделать все дни абсолютно одинаковыми -- но воля Божия сильнее.

*

Кажется, что там, где Иисус, там и рай. Нет, там Царство Божие. Рай и Царство Божие - не совпадают. Рай впереди, Царство Божие - вот оно. Многие мистики говорили, что Иисус - Сладкий. Во всяком случае, в XVI веке, когда европейцы здорово подсели на сахар, сделав его первым для себя наркотиком, белорус Франциск Скорина написал акафист Иисусу Сладчайшему. Если этот акафист переводить на современный язык, то надо было бы говорить "Иисус Сахарный", "Иисус сладенький". Но мистики потому и называются мистиками, что осязают недоступное другим. Мистик и в тот раз, когда вдруг обнаружился недостаток еды и, что хуже, избыток едоков, видел, возможно, рай. Светлое утро, свежий ветерок, полно людей и все в мире друг с другом, - это же чудо! Куда чудеснее льва, лежащего рядом с ягнёнком чудо мирного соседства двух или трёх взрослых мужчин.

Что людей много и они настроены спокойно, видели и апостолы, но занервничали. Что делать, когда проснётся чувство голода? Голодный мужик опаснее атомной бомбы - точнее, атомная бомба изобретена голодными (не только на желудок) мужиками. Вот ученики, проголодавшись, и начинают беспокоиться. Место, видите ли, пустое. Ничего себе пустое место, в котором пять тысяч человек?

Очень часто такую панику и называют христианством: когда кажется, что уже конец света, сейчас все начнут есть друг друга поедом. А что случилось-то? Да просто человек изголодался по жизни. Но это его проблема, а не жизни, не окружающих. Может, остался без денег (без славы, без власти). Может, наоборот, утонул в деньгах (в славе, во власти). Не место пустынное, а в душе пусто. Не время позднее, а опоздал с самореализацией. Не надо путать личный конец с концом света!

Мистик видит рай и радуется. Мирской человек (апостолы тут ещё явно вполне плотские люди) видит голодных и беспокоится. Посередине ещё одна правда: внутри каждого человека есть "место пустынное и время позднее". Пусто и поздно. Пустота и убеждение, что наполнить эту пустоту нечем и некогда. Ученика Христа предлагают мне взять руки в ноги и идти, учиться, учиться, учиться, поститься, молиться... А Иисус цыкает на них, посылает на... на другой берег, остаётся и беседует со мной, заполняя пустоту и отводя стрелки на утро, раннее утро...

*

Люди часто грешат, отдавая Богу то, что нужно отдать людям. Над этим иронизировал Иисус в Мк 7, 11 (показываем нищему червонец и говорим: это предназначалось тебе, но я решил это пожертвовать Богу - согласись, Он важнее). Да что червонец! Куда важнее пространство (ставят храм там, где людям нужнее больница) или время (идут в церковь, когда надо бы съездить к больной матери). Умножение хлебов - прямо противоположно. Ученики просят сделать перерыв, чтобы народ мог сходить в кабак (Мф. 14, 15), Иисус приказывает устроиться там, где Он только что проповедовал и где вполне мог бы - пока люди отдыхают - помолиться, как это Он обычно делал. Он готов обрушиться с гневом на тех, кто устраивать "мерзость запустения на месте святе", но устроить на святом месте столовую - устраивает. Отдать людям то, что принадлежит Богу - время и пространство, внимание и силу - в этом вся суть Царства Христова, потому что Он Сам - отдан Богом, хотя не следовало бы Его отдавать, хотя это ужасно; лучше уж жемчуг свиньям, чем Христа - людям. Свинья жемчуг не съест, а человечество Спасителя съело - съело, казнив, ибо смертная казнь есть людоедство без конца. И с тех пор, удовлетворенно облизываясь, любят каннибалы обвинять последователей Иисуса в каннибализме: ну что такое за "причащение"! "плоть"!! "кровь"!!! Да в том-то и дело, что Плотью и Кровью Спаситель выбрал не мясо и не кровь, а хлеб и вино. Если бы все душегубы бросали друг в друга только шарики из мякиша, живых было бы намного больше на земле. Потому-то и трудно различить, когда Иисус предлагает хлеб как Свое Тело, а когда - просто как хлеб. Это и должно быть невозможно различить, чтобы невозможно было, оттеснив Святое в резервацию, превращать остальное пространство и время жизни в мерзость пустоты.

*

Иисуса окружают не слушатели, а пациенты. Голодные, но больные. Пришли не за едой, а за здоровьем. "От жажды умираю над ручьём" - это про болезнь, не про нищету.

Пациенты нервничают. Очередь живая. Поэтому никто (кроме уже исцелившихся) не уходит туда, куда указывают апостолы, купить еды. Уйдёшь - твоё место займут, тут вам не Русь, где у десяти окошек может стоять десять человек. но но каждый из них скажет, что за ним заняли место ещё двадцать восемь.

Господь это видит и не сердится. Он хочет исцелять, но вовсе не хочет сажать исцелённых себе на шею. Собираясь всех накормить, Он уже знает, что убежит от сытых и исцелённых, и апостолам поможет убежать, словно от кредиторов. Потому что исцелить больного и накормить голодного - под силу Творцу, но удержать здорового и сытого от греха - не под силу Творцу. Он ведь Творец, а не фюрер. Здоровый и сытый оказывается перед главной проблемой - проблемой свободы. Ему не нужен Бог "для себя", ему нужен Бог как Бог. И Богу он нужен, но есть проблема. Бог не может исцелить здорового и накормить сытого, потому что сытый ненасытен, жаждет власти, здоровый жаждет самоутверждения.

Бог перед толпой был тогда, остаётся и сегодня. Сегодня мы пришли к Богу из ежедневной суеты. Вырвались. Герои! Мы говорим суете: подожди, я на пару часиков сбегаю к Богу и вернусь. Моё место не занимать - в очереди на карьеру. Так вот всё наоборот: Иисус и нам говорит, что не нужно уходить, что Он даст нам всё нужное. Не нужно отдыхать от Бога - Царство небесное есть суббота, начинающаяся в понедельник и заканчивающаяся Воскресением. Не нужно подкрепляться где-то на стороне - Он даёт нам Себя для укрепление.

Ио. 6, 7 «Филипп отвечал Ему: им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу».

Две тысячи лет назад, как и сейчас, на земле было больше еды, чем голодающих. Конечно, при этом под «землёй» мы имеем в виду всю планету. Впрочем, в истории с умножением хлебов не обязательно было так высоко подниматься, чтобы наесться – достаточно было послать кого-нибудь в магазин за хлебом. Между голодом и едой стояло только расстояние. Расстояние измеряется, естественно, не в километрах, а в деньгах. Есть деньги – и к вечеру на столе будут свежие устрицы с другого конца земного шара.

Расстояние измеряется в деньгах, а деньги измеряются в людях. Если нет людей, то Робинзон Крузо не выберется со своего острова. Деньги, тем не менее, не случайность и не злобная выдумка буржуинов. Это особый язык, и человек осваивает этот язык позже, чем язык словесный, но раньше, чем язык любви. «Покупать/продавать» - посередине между «слушать/говорить» и «любить/быть любимым». Именно в таком порядке – «быть любимым» отнюдь не пассивное состояние для человека, в отличие от червонца, быть любимым – такое же искусство, как ораторское или предпринимательское.

Вот шлют добрые люди Запада еду в Россию или в Сомали, а почтальон присвоит посылку себе и съест, сгноит или начнёт продавать, - и голод продолжится. Между чужой добротой и нашей нуждой оказывается наша жадность – это ведь наши почтальоны (разных уровней), не американские. Да мы и сами – ели арахисовое масло и благодарили Бога, а подразбогатели – и плюём в тех, кто слал эту, видите ли, нездоровую пищу, и целимся в них атомными ракетами.

Иисус творит чудо не тем, что умножает хлебы, а тем, что благодарит Бога. По-настоящему. Не наше скороговорочное «славабогуславабогуслава». Чудо, не меньшее, чем превращение воды в вино, и большее, чем претворение еды в Жизнь Христову, потому что вспоминать – меньше, чем жить, и это может совершить по благодати и грешный человек, а дать хлеб умирающему с голода – как воскресение. Вот почему, говоря о Страшном Суде, Иисус отмечает все невротические наши страхи: спрошено будет лишь о том, скольких голодных мы воскресили куском хлеба.

Разделил хлеб – умножил хлеб, и это чудо совершается через благодарность за малое, за то, что по всей видимости и для себя недостаточное – как оторвать от своих и дать чужому? А вот как Рождество Христово – Бог отрывает Своего от Себя и даёт нам, заголодавшим до того, что мы уже и голода не чувствуем; таких в сталинских концлагерях прозывали «фитили».

В любви это чудо совершается, когда человек берёт чужое имя. Жена – фамилию мужа. Допустим, это, скорее, патриархальная традиция, свидетельствующая не столько о любви, сколько о власти. Что ж, наступает время, и наступило уже, когда муж может взять фамилию жены – разрешено, выбирайте, соревнуйтесь в любви. Обычай считать своим покровителем святого того же – отсюда же, а главное – называться по имени Христа. «Христианин» - как мы жмёмся, как мы скупимся признать это имя за инославными, или даже за своими православными, но такими, которых мы боимся, которые нам не нравятся. А Христос-то разделяет Своё Имя – Отец разделяет Своего Сына – со всеми. Кто принимает Иисус как голодный принимает хлеб – тот уже не просит о чуде умножения хлебов, тот хочет любви и умножения любви, и сам умножает, и делит, и готов на вычитание смерти, потому что оно всё равно меньше прибавления Воскресения.

(По проповеди на именины 13.5.2015)