Мф 24, 41 две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется.

У Марка опущено. №138 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Лк. 17, 35 две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится;

Лк. - №113 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Древний женобоязненный анекдот утверждает, что, как вода одинакова с правого борта лодки и с левого, так и женщины. Под этим вовсе не увещание "от добра добра не ищут", наоборот: "хрен редьки не слаще". Сделали из женщину рабынь, а потом философствуют - все рабыни одинаково рабыни. Конечно, рабство как ночь - и ты никого не видишь, и тебя никто не видит. Приход Спасителя - приход Освободителя. Вспышка света. Человек освобождается. Это-то и страшно, потому что становится ясно, каков человек. Иисус не говорит, что плохо будет той из двух работниц, которая плохо работает. Обе одинаково мелют. А какой будет плохо? В Евангелии по-разному описываются критерии, с которыми Бог подходит к человеку, - настолько по-разному, что можно с ума сойти, слишком противоречиво. Закон надо исполнять и даже усиленно, но закон исполнять не надо, а достаточно помогать ближним, но помогать ближним недостаточно, а достаточно веровать. Он что, издевается? Лучше прокрустово ложе, чем Христово! Правда, у Прокрусто именно ложе, а у Христа, напротив - встань, наконец, с ложа, оторвись от жернова, и иди за Мной...

*

По проповеди в субботу 22 сентября 2012 г.

Молоть – занятие вполне праведное. Не сказано «одна будет прелюбодействовать, а вторая молиться». Внешне обе ведут себя совершенно одинаково, и Спасителю важно это подчеркнуть. Было бы ошибкой считать, что спасена будет та, которая ещё и внутренне праведна.

Может одна – рассеянная, думает о мирском, мысленно прелюбодействует? А вторая – вся поглощена своей работой, отдаётся ей целиком и потому угодна Богу, ибо сумела войти в мгновение, освятить его полнотой своего присутствия? Да нет. Можно и в мгновение войти со всем своим эгоизмом. Ни монашество, ни йога, ни экзистенциальная философия, ни нью-эйдж сами по себе оторванности человека от человечества не побеждают, хотя изрядно украшают существование.

Господь обращается к пессимистам, которые ждут Потопа, Потопа с большой буквы – Потопа смерти, небытия. Оптимисты тех времён – это саддукеи, которые не веруют в воскресение, а значит, и смерть для них не проблема. Ну, небытие – но других вариантов нет, так давайте молоть, пока мелется! Позитивно мыслить, не заморачиваясь тем, что нам неподвластно и никак на нашу жизнь сейчас не влияет. Жернова круглые, пока ещё не сточенные, зерно уродилось хорошее! Ну, сотрутся жернова – будем болеть, как умеем, стараясь до последнего держать фасон.

Фарисеи, к которым принадлежит и к которым обращается Иисус – невротики и пессимисты. Господь их не успокаивает – мол, ничего страшного, не взрыв, а всхлип, потихонечку. Напротив, Он лечит, показывая ужасы, самые страшные страхи – сыновья против отцов, религиозные гарантии оказываются отвергнутыми Богом, праведница может быть утоплена с жерновом на шее, а грешница взята живой на небо со своим жерновом.

Весь текст – о непредсказуемости Бога. Непредсказуемость – не самодурство. Именно об этом знаменитая фраза Эйнштейна – Бог не играет в кости, но от этого не легче, предсказать Его поведение всё равно невозможно.

Почему Бог непредсказуем? Потому же, почему непредсказуем человек. А почему Бог не может взять обоих женщин к Себе? Да потому что одна из них не захочет ещё и на небе оказаться с товаркой-соседкой. Трагедия человеческой жизни не столько в смерти, сколько в ненависти, в раздоре. Две женщины делают одно и то же дело, но с вероятностью более 50 процентов одна из них ненавидит другую именно потому, что – одно дело. Двое мужчин – не лучше, мягко говоря. Это пытаются лечить командным духом, корпоративными тренингами, но ведь помогает плохо, помогает как кучер, который следит, чтобы лошади в упряжке не ссорились или, точнее, чтобы их ссоры не мешали им тянуть телегу. Можно даже организовать так, чтобы самолюбие помогало – пусть тянутся за тем, кто назначен старшим…

Иисус приходит распрячь нас. «Иго мое благо». Не потому, что каждый тянет это иго в одиночку, наслаждаясь отсутствием других, а потому, что иго Христово объемлет всех.

После первого потопа Бог обещал более не топить людей. Потоп, конечно, был людьми устроен – грехи поднялись выше затылков. Выгребная яма вышла из берегов. Бог обещает, что этого больше не повторится, и держит Своё обещание, хотя уж изобретение атомного оружия, по всем данным, должно было положить конец существованию человечества. Однако, Иисус – это Бог, обещающий нечто большее. Не просто вы спокойно можете грешить, не боясь моего гнева, но Я приду спасти вас от этого покоя. Вы устроитесь в своей ненависти, введя её в какие-то берега и правовые регулировки, а Я приду вывести вас из берегов на свободу любви.

Родители любят своего ребёнка, потому что он – их. Какой ни есть, а мой. Самый хороший. Это инстинкт, помогающий сохранить жизнь даже тем, кто на первый взгляд – ошибка природы.

Потом наступает момент прозрения – обычно, когда ребёнок становится взрослым, а родители переходят к старости, а иногда раньше. Мы вдруг видим, что наши дети не лучше и не хуже других, обычные вполне – и это может быть шок. Пусть даже хуже, но уж не как все. Человек не должен быть как все! Такой же шок и дети испытывают, вырастая, обнаруживая, что папа с мамой – обычные люди.

А потом, дай Бог, наступает момент истины. Да, любимый – как все. Но и все – самые хорошие! В каждом человеке, а не только в том, которого я люблю, который мне принадлежит и которому я отдал своё сердце, в каждом человеке – безграничность космоса, слепящий свет бесконечности. В каждом светится и дышет бесконечность.

Вот этот момент истины и есть Христос. Да, Он – обычнейший человек, как все. И Он – Сын Божий. Это видно не в Воскресении, а в Распятии и Воскресении. На кресте Иисус не просто «как все», а Он – человекоминимум. Хуже некуда. Он – все преступники, все опустившиеся, разложившиеся, спившиеся, потерявшие человеческий облик. Неотличим от них. И всё равно – Сын Божий. Он подымается из мёртвых, но не отрывается от мёртвых. С ним подымается, воскресает, надежда и вера в то, что нет человека, который не подымется. Да, две женщины мелют, одна берётся, другая останется – так вот я и есть эта оставшаяся. Я и только я. И Евангелие о том, что и со мной, оставшимся, последним, не успевшим вскочить в Ноев Ковчег, всё-таки и со мной Христос. Только бы я сейчас начал любить, только бы я, не бросая крутить жернова, посмотрел на соседку, пока она ещё здесь, а не на небесах, как Бог на неё смотрит.