ТОЛКОВАНИЕ НАШЕГО СВЯТОГО ОТЦА
ИОАННА ЗЛАТОУСТА,
АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЯ,
НА СВЯТОГО МАТФЕЯ ЕВАНГЕЛИСТА.

Беседы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28.

БЕСЕДА 23

Не судите, да не судимы будете (Мф.7, 1).

1. Неужели не должно обвинять согрешающих? Да; и Павел то же самое говорит, или – лучше – Христос через Павла: "а ты что осуждаешь твоего брата?" Или: "ты что уничижаешь твоего брата? Кто ты, осуждающий чужого раба?" (Рим.16,10 и 4)? И опять: "поэтому не судите никак прежде времени, пока не придет Господь" (1 Кор.4,5). Каким же образом тот же апостол в другом месте говорит: "обличай, запрещай, увещевай" (2 Тим.4,2)? И еще: "согрешающих обличай перед всеми" (1 Тим. 5, 20)? Равным образом, и Христос говорит Петру: "пойди и обличи его между тобой и им одним. Если не послушает, возьми с собой" другого, если же и при этом не уступает, "скажи церкви" (Мф.18, 15-17)? И для чего Он поставил столь многих обличителей, и не только обличителей, но и карателей, так что кто не послушается никого из этих последних, того велел почитать за язычника и мытаря? С какой также целью вверил им и ключи? Если, ведь, они не будут судить, то не будут иметь никакой важности и, следовательно, напрасно получили власть вязать и решить. С другой стороны, если бы это было так, то все пришло бы в расстройство и в Церкви, и в гражданских обществах и в семьях. Если господин не будет судить своего слугу, а госпожа служанку, отец сына, и друг своего друга, то зло будет распространяться все более и более. И что я говорю: друг друга? даже если врагов не будем судить, то никогда не будем в состоянии разрушить вражду, но все придет в совершенный беспорядок. Что же значит указанное изречение? Рассмотрим теперь внимательнее, чтобы врачевство спасения и законы мира не почел кто-нибудь законами ниспровержения и смятения. Для имеющих здравый ум Спаситель хорошо изъяснил уже силу данного закона в следующих дальнейших словах: "и что ты смотришь на сучек в глазе твоего брата, а бревна в твоем глазе не чувствуешь" (Мф.7,3)? Если же для многих, не так сообразительных, изречение Христово, кажется, все еще недовольно ясным, то я снова постараюсь изъяснить его. Именно - здесь, как мне кажется, Спаситель не все вообще грехи повелевает не судить и не всем без исключения запрещает это делать, но тем только, которые, сами будучи исполнены бесчисленных грехов, порицают других за маловажные какие–нибудь поступки. Мне кажется также, что Христос указывает здесь и на иудеев, которые, будучи злыми обвинителями своих ближних в каких-нибудь маловажных и ничтожных поступках, сами бессовестно творили великие грехи. За это Господь порицал их под конец (Своего служения), говоря: "связывают тяжелые и неудобоносимые бремена и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их". И еще: "горе вам, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру" (Мф.23,4, и 23). Итак, можно думать, что Христос указывал и на них, желая предварительно упрекнуть их в том, в чем они, впоследствии времени, порицали учеников. Хотя последние ни в чем подобном не согрешили, но иудеям казалось грехом, например, что они не соблюдали субботы, ели неумытыми руками, возлежали с мытарями, о чем Спаситель и в другом месте говорит: "оцеживающие комара, а верблюда поглощающие" (Мф.23,24). Впрочем, Христос полагает здесь и общий закон о неосуждении. И Павел в послании к коринфянам запретил вообще не судить, но судить только высших, в виду неизвестности дела; равным образом, вообще не запрещает исправлять согрешающих. Он упрекал и тогда не всех без различия, а укорял, во-первых, учеников, которые так поступали в рассуждении своих учителей, и, во-вторых, тех людей, которые, сами будучи виновны в бесчисленных согрешения, клеветали на неповинных. То же самое дает разуметь и Христос в данном месте, и не просто дает разуметь, но еще внушает великий страх, и угрожает неизбежным наказанием: "ибо каким судом судите, - говорит Он, - таким будете судимы" (Мф.7,2) . ты осуждаешь, Он говорит, не ближнего, но себя самого, и себя самого подвергаешь страшному суду и строгому истязанию. Подобно тому, следовательно, как в отпущении грехов начало зависеть от нас самих, так и в этом суде мы де полагаем известную меру нашего осуждения. Итак, должно не порицать, не поносить, но вразумлять; не обвинять, но советовать; не с гордостью нападать, но с любовью исправлять, - потому что не ближнего, но себя самого ты предаешь жесточайшему наказанию, когда не пощадишь его, произнося твой приговор о его прегрешениях.

2. Видишь ли, как эти две заповеди легки, и доставляют великие блага покорным, и наоборот, причиняют великое зло непослушным? Тот, кто оставляет ближнему своему его прегрешения, освобождает от обвинения не столько его, сколько самого себя, и притом без всякого труда; и тот, кто с пощадой и снисходительностью разбирает преступления в других, таковым своим судом полагает большой залог прощения для самого себя. Что же, - скажешь ты, - если кто прелюбодействует, неужели я не должен сказать, что прелюбодеяние есть зло, и неужели не должен исправить распутника? Исправь, но не как неприятель, не как враг, подвергая его наказанию, но как врач, предлагающий лекарство. Спаситель не сказал: не останавливай согрешающего, но: не суди, т.е., не будь жестоким судьей; притом же это сказано не о важных и явно запрещенных грехах, как уже мной было и прежде замечено, но о таких, которые не почитаются грехами. Потому Он и сказал: "что смотришь на сучек в глазе твоего брата" (Мф.7,3). Многие и ныне так поступают: видя монаха, имеющего излишнюю одежду, обыкновенно представляют ему закон Господень, хотя сами постоянно только и занимаются хищениями и лихоимством; или, видя, что он употребляет нескудную пищу, делаются жестокими обвинителями, хотя сами каждый день пьянствуют и упиваются, не зная, что через это, при своих грехах, готовят для себя больший огонь, и лишают себя всякого оправдания. И в твоих ведь поступках должно потребовать строгого отчета, раз ты сам первый положил такой закон, строго осудив поступки ближнего. Итак, не считай для себя тягостью, когда и сам ты будешь подвергнут такому истязанию. "Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза" (Мф.7,5), - здесь Спаситель хочет показать Свой великий гнев к тем, которые осуждают ближних. Действительно, всякий раз, когда Он хочет показать тяжесть какого-либо греха, великость наказания за него и Свой гнев, Он обыкновенно начинает укором. Так, например, и требовавшему (от своего товарища) сто динариев Христос с негодованием говорит: "лукавый раб, весь тот долг я простил тебе" (Мф.18,32); так точно и здесь употребил слово: "лицемер". Строгий суд о ближнем показывает не доброжелательство, а ненависть к человеку; и хотя осуждающий носит личину человеколюбия, но на самом деле исполнен крайней злобы, поскольку подвергает ближнего напрасному поношению и обвинению, и восхищает место учителя, сам не будучи достоин быть даже учеником. Потому Христос и назвал его лицемером. Если ты так строг в отношении к другим, что видишь и малые проступки, то почему так невнимателен к себе, что не замечаешь великих грехов? "Вынь прежде бревно из твоего глаза". Видишь ли, что Спаситель не запрещает судить, но прежде велит изъять бревно из собственного глаза, и тогда уже исправлять согрешения других? Всякий ведь свое знает лучше, нежели чужое, и лучше видит большое, нежели меньшее, и, наконец, более самого себя любит, чем ближнего. Следовательно, если ты судишь других, желая им добра, то прежде пожелай его себе, имеющему грехи и очевиднее, и более; если же нерадишь о самом себе, то ясно, что и твоего брата судишь не из доброжелательства к нему, но из ненависти и желания опозорить его. Если же и должно быть ему судимому, то пусть его судит тот, кто ни в чем подобном не согрешил, а не ты. Так как Спаситель предложил великие и высокие правила жизни, то чтобы кто-нибудь не сказал, что легко так любомудрствовать на словах, Он и сказал эту притчу в доказательство всей свободы, с какой мог сказать о Себе, что он не погрешил ни против одного из предложенных Им правил, но все исполнил. Хотя в последствии времени Ему самому надлежало судить и говорить: "горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры" (Мф.23,25), однако же сам Он нимало не был виновен в том, в чем обвинял других. Ни сучка не вынимал, ни бревна не имел в Своих глазах; Он был свободен от того и другого и исправлял, таким образом, согрешения всех. Не должен, Он говорит, судить других тот, кто сам в том же виновен. И ты удивляешься, что Он положил этот закон, когда и разбойник на кресте признал его, и выразил мысль Христа в своих словах, обращенных другому разбойнику: "или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же?" (Лк.23,40). А ты не только не вынимаешь у себя бревна, но и не видишь; напротив того, сучек у другого не только видишь, но и осуждаешь, и стараешься вынуть, - подобно как одержимый тяжкой водяной или другой какой-либо неизлечимой болезнью не беспокоится о ней, а между тем в другом обвиняет нерадение о малом недуге. Если уж худо не обращать внимания на свои грехи, то вдвое или втрое хуже судить других, имея в своих собственных глазах бревно, и не чувствуя от того никакой боли; ведь грехи тягостнее и бревна.

3. Итак, сказанная Спасителем заповедь имеет такой смысл: кто сам подвержен многим порокам, тот не должен быть строгим судьей погрешностей других людей, и особенно когда они маловажны; следовательно, Он не запрещает обличать или исправлять, но возбраняется нерадеть о собственных грехах, и восставать против чужих. И это потому, что осуждение других много содействовало бы к увеличению зла, усугубляя порочность. В самом деле, кто привык нерадеть о своих великих преступлениях и строго судить о малых и незначительных погрешностях других, тот терпит двоякий вред, - как потому, что нерадит о своих грехах, так и потому, что питает ко всем вражду и ненависть, и каждый день возбуждается к крайней жестокости и немилосердию. Итак, уничтоживши все это через прекрасное то законоположение, Христос присоединил еще другое правило, говоря: "не давайте святыни псам и не бросайте вашего жемчуга перед свиньями" (Мф.7,6). Хотя далее Он говорит: "и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях" (Мф.10,27), но это последнее ни мало не противоречит прежнему, так как и тут не всем вообще повелено говорить, но тем только говорить со всей свободой, которым должно говорить. Под именем же псов Он здесь разумел тех, которые живут в неисправимом нечестии, без всякой надежды на исправление; а под именем свиней – всегда живущих невоздержанно; все таковые, по Его слову, недостойны слушать высокое учение. То же самое и Павел выразил, сказав: "душевный человек не принимает того, что от Духа Божьего, потому что он почитает это безумием" (1 Кор.2,14). И во многих других местах Он развращение жизни поставляет причиной того, что не приемлется совершеннейшее учение. Потому и повелевает таким людям не отворять дверей, потому что, узнавши, они становятся еще более дерзкими. Когда это учение открывается людям признательным и богомыслящим, то они благоговеют перед ним; а люди безнравственные уважают более тогда, когда его не знают. Итак, поскольку по своей природе такие люди не могут познать этого учения, то пусть будет оно от них скрыто, говорит Спаситель, чтобы, по крайней мере, почтили его по причине своего неведения. И свинья не знает, что такое жемчуг, а если не знает, то пусть и не видит, чтобы не попрала того, чего не знает. Ничего, кроме только еще большего вреда, не произойдет от слушания для людей с таким расположением. Они ругаются над святыней, не зная ее, и еще более возносятся и вооружаются на нас. Таков смысл слов Христовых: "чтобы они не попрали его своими ногами и, обратившись, не растерзали вас". Но скажешь: святыня должна быть так крепка, чтобы и по узнании осталась непобедимой, и другим не подавала случая вредить нам? Нет, не она подает к тому случай, но то, что приемлющие ее – свиньи. Так и жемчуг попираемый не потому попирается, что достоин пренебрежения, но потому, что попал к свиньям. И хорошо сказано: "обратившись, растерзают". В самом деле, сначала они принимают на себя личину кротости, чтобы узнать; потом, когда узнают, сделавшись совсем иными, ругаются, поносят, смеются над нами, как бы над обманутыми. Потому и Павел говорит Тимофею: "берегись его и ты, ибо он сильно противился нашим словам" (2 Тим.4,15). И в другом месте: "таковых удаляйся" (2 Тим.3,5). И еще: "еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся" (Тит.3,10). Итак, врагов всего священного вооружает против нас не сама святыня, но их доводит до безумия то, что, познав ее, они исполняются гордостью. Вот почему немалая польза оставаться им в неведении: в таком случае они не будут пренебрегать; если узнают, то двойной вред: и сами не получат оттого никакой пользы, разве еще больший вред, и тебе причинят бесчисленные беспокойства. Пусть слышат это те, которые без всякого стыда сводятся со всякими без разбору и делают предметом пренебрежения то, что достойно всякого уважения. От того-то и мы, совершая таинства, затворяем двери и возбраняем всех непросвещенных - не потому, будто мы признаем недействительность совершаемых таинств, но потому, что еще многие не довольно к ним приготовлены. От того-то и сам Христос многое говорил иудеям в притчах, что они видя не видели (Мф.13, 13). Потому и Павел повелел "знать, как подобает отвечать каждому" (Кол.4,6). "Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам" (Мф.7,7). Выше Спаситель предложил великие и чудные заповеди, повелел возвышаться над всеми страстями, привел к самому небу и заставил уподобляться не ангелам или архангелам, но, сколько возможно, самому Владыке всяческих; а ученикам повелел не самими только исполнять все это, но и других исправлять, и различать злых от незлых, и псов от не псов (много ведь в людях сокровенного), чтобы не говорили, что это трудно и неисполнимо, так как и действительно, впоследствии времени, Петр сказал нечто подобное: "кто же может спастись?" И еще: "если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться" (Мф.19,25, и 10).

4. Итак, чтобы и теперь не сказали подобного, Спаситель и прежде уже показал удобоисполнимость предписываемых Им заповедей, приведя ряд убедительных доказательств, и, наконец, представляет самый, так сказать, верх этой удобоисполнимости, именно – помощь от беспрерывных молитв, подающих немалое утешение в трудах. Он говорит, что не самим только должно стараться, но и свыше призывать помощь, которая непременно придет, и предстанет, и облегчит наши старания, и все сделает для нас легким. Потому и повелел просить, и обещал исполнения прошения. Впрочем, не просто повелел просить, но с великим старанием и усилием, - что и выражается словом: "ищите". В самом деле, кто ищет, тот, выбросив все из своих мыслей, напрягает свое внимание только к тому, чего ищет, и ни о чем настоящем не помышляет. Мои слова понимают все те, которые, потерявши золото или рабов, после ищут. Это-то и означает Спаситель словом: "ищите". А, сказав: "стучите", показывает, что должны приступать к Богу с силой и теплой мыслью. Итак, не унывай, человек, не прилагай старания о добродетели гораздо меньшего, чем какое имеешь о богатстве. Богатства ты часто не находишь, хотя бы и много раз принимался искать его. И, тем не менее, хотя и знаешь, что не всегда найдешь его, все-таки употребляешь все способы к его приобретению. А о добродетели, хотя и имеешь обещание, что непременно получишь помощь, не хочешь показать даже и частицы такого старания. Если же не тотчас получаешь, то и в таком случае не отчаивайся. Христос ведь для того и сказал: "стучите", чтобы показать, что, если и не скоро откроет двери, должно ждать. Если не веришь моим словам, то, по крайней мере, поверь следующему примеру. "Есть ли между вами такой человек, - говорит Христос, - который, когда сын его просит у него хлеба, подал бы ему камень" (Мф.7,9)? Если бы ты часто делал так перед людьми, то показался бы им и тяжким и жестоким; но Бога раздражаешь более тогда, когда этого не делаешь. Если же ты постоянно будешь просить Его, то хотя и нескоро получишь просимое, однако же, непременно получишь. Для того-то и заперта дверь, чтобы побудить тебя к "толканию"; для того-то и не тотчас внимает, чтобы ты просил. Итак, постоянно проси – и непременно получишь. И чтобы ты не сказал: что, если я буду просить и не получу? – в предотвращение этого Спаситель представляет тебе притчу, приводит опять доказательства, и от примеров человеческих возводит тебя к надежде получения, показывает через все это не только то, что должно просить, но и о чем должно просить. "Есть ли между вами такой человек, который, когда его сын просит у него хлеба, подал бы ему камень?" Так, если ты не получаешь, то не получаешь потому, что просишь камня. Хотя ты и сын, но этого еще не довольно к получению. Напротив, это-то самое и препятствует тебе получить, что ты, будучи сыном, просишь неполезного. Итак, не проси ничего мирского, но всегда духовного, и непременно получишь. Так Соломон, когда просил должного, смотри, как скоро получил. Итак, молящемуся надлежит соблюдать два правила: первое то, чтобы просить усиленно; второе то, чтобы просить должного. И вы, ведь, говорит Спаситель, будучи отцами, дожидаетесь просьбы от своих детей; и если они у вас станут просить бесполезного, то отказывайте; когда же будут просить полезного, то соизволяете и даете. Потому и ты, представляя это, не отступай до тех пор, пока не получишь, не отходи, пока не найдешь, не отлагай своего старания, пока не будет открыта дверь. Если ты приступишь с такой мыслью и скажешь: не отступлю до тех пор, пока не получу, - то непременно получишь, если только того просишь, что и Тому, от Кого просишь, прилично дать, и тебе просящему, полезно. Что же бы это такое было? То, чтобы просить всего духовного, приступать к испрашиванию оставления своих грехов, по оставлении согрешений другим, "воздевая чистые руки без гнева и сомнения" (1 Тим.2,8). Если мы так будем просить, то получим. Но ныне наши прошения достойны смеха, и свойственны более пьяным людям, чем трезвым. Отчего же, скажешь, я не получаю и тогда, когда прошу духовного? Конечно, оттого что ты или не со старанием ударяешь в двери, или сделал себя недостойным к приятию просимого, или скоро перестал просить. Но ты опять скажешь: для чего же Спаситель не сказал, чего должно просить? Но Он уже все сказал прежде, и показал, зачем должно приступать к Богу. Итак, не говори: я приходил и не получил. Никогда нельзя не получить от Бога, Который так любит, что Своей любовью превосходит самих отцов и превосходит настолько, насколько благость превосходит злобу. "Если вы, будучи злы, умеете добрые дары давать вашим детям, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него" (Мф.7,11). Это Христос сказал не в упрек человеческому естеству или в охужение человеческого рода - нет, но здесь Он называет отеческую любовь злобой для различия от Своей благости. Столько-то велико Его человеколюбие.

5. Видишь ли неизреченную мысль, которая и в самом отчаянном сильна возбудить благие надежды? Здесь Спаситель в доказательство Своей благости указывает на пример отцов, а выше указал на Свои величайшие дары, - на душу и тело. Но Он нигде еще не упоминает о главнейшем из благ, нигде не указывает на Свое пришествие. Тот, Кто благоволил дать Своего Сына на жертву, не даст ли нам всего? Но тогда эта жертва еще не совершилась? Но Павел уже на это указывает, говоря так: "Своего Сына не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего" (Рим.8,32)? А сам Христос в беседе со Своими слушателями предлагает еще доказательства обыкновенные. Потом, показывая, что не должно надеяться на молитву нерадящим о самих себе, равно как и тем, которые стараются о самих себе, не должно полагаться только на собственное старание, но должно свыше просить помощи и употреблять собственные усилия, - Он беспрестанно внушает и то и другое. В самом деле, после многих наставлений, Он научает молиться; научивши молиться, снова научает тому, что должно делать; вслед затем он опять научает, что непрестанно должно молиться, говоря: "просите, ищите, стучите", а отсюда опять приходит к тому, что и самим нам должно быть старательными. "Поэтому во всем, - говорит Он, - как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" (Мф.7,12). В этих кратких словах Спаситель заключил все и показал, что добродетель и кратка, и удобна, и всем известна. И не просто сказал: "во всем, как хотите"; но: "поэтому во всем, как хотите"; слово: "поэтому" не без намерения употребил, но с особенной мыслью. Если хотите, говорит Он, быть услышаны, то, кроме того, сказанного Мной, и это делайте. Что же именно? "Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди". Видишь ли, как Он и отсюда вывел то, что вместе с молитвой необходима нам и добрая жизнь? Он не сказал: чего хочешь себе от Бога, то делай ближнему твоему, - чтобы ты не возразил: как это возможно? Он Бог, а я человек. Но произнес: если чего хочешь себе от равного тебе, то и сам то же оказывай ближнему. Что может быть этого легче? Что справедливее? Потом, предлагая величайшую похвалу, еще прежде самых наград получаемую за соблюдение этой заповеди, говорит: "ибо в этом закон и пророки". Отсюда видно, что добродетель нам естественна, и мы все сами по себе знаем, что должно делать, так что никогда нельзя извиняться незнанием.
"Входите тесными воротами; потому что широкие ворота и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими" (Мф.7,13). Далее: "потому что тесны ворота и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Мф.7,14). Но после Он говорил: "Мое иго благо и Мое бремя легко". И незадолго перед тем внушал то же самое. Как же здесь путь, ведущий в жизнь, называет узким и тесным? Если обратишь свое внимание, то увидишь, что Спаситель и здесь называет этот путь весьма легким, удобным и незатруднительным. Скажешь: как же тесный и узкий путь может быть вместе и удобным? Тем этот путь и удобен, что Он есть путь и ворота, - так как и другой путь, хотя широкий и пространный, все же есть путь и ворота: на них ничто не останавливается, но все проходит, как горести, так и радости в жизни. И не потому только удобна добродетель: по своему концу она делается еще удобнейшей. Потому, что она своих подвижников может утешить не только тем, что все труды и старания оканчиваются, но еще более того тем, что конец их добрый, так как оканчиваются жизнью. Потому и кратковременность трудов, и вечность венцов, и то, что труды предшествуют венцам, а венцы последуют за ними, - все это составляет величайшее утешение в трудах. Потому и Павел назвал скорбь легкой, не по свойству самой скорби, но по произволению подвижников и по надежде будущего: "ибо наше кратковременное легкое страдание производит в безмерном преизбытке вечную славу" (2 Кор.4,17). Если волны и пучины для мореходцев, поражения и раны для воинов, непогоды и морозы для землевладельцев, сильные удары для бойцов, - если все это бывает легко и выполнимо по надежде временных и тленных наград, - то тем более могут быть нечувственны настоящие скорби, когда предстоит небо, неизреченные блага и бессмертные награды.

6. Если же и при всем этом некоторые почитают путь ведущий в жизнь трудным, то менее это происходит только от их собственной лености. Смотри, как Спаситель и иным способом делает этот путь удобным, когда запрещает вмешиваться между псами, предавать себя свиньям и повелевает остерегаться лжепророков, - всячески внушает быть осторожными. Самое даже наименование тесным путем весьма много способствует к тому, чтобы сделать его удобным, - потому что заставляет нас бодрствовать. Как Павел не с тем говорит: "потому что наша брань не против крови и плоти" (Еф. 6, 12), чтобы привести в уныние, но чтобы возбудить сердца воинов, - так точно и Господь путь жизни назвал трудным для того, чтобы, так сказать, пробудить от сна путников. Мало того: Он побуждает к бодрствованию еще и дальнейшим указанием на то, что на этом пути есть много препинающих, и – что еще опаснее – последние нападают не явно, но скрытно. Таков именно род лжепророков. Но не на то смотри, говорит Христос, что этот путь труден и тесен, а на то, где оканчивается; и не на то опять смотри, что противоположный путь широк и пространен, а на то, куда он ведет. Все же это Он говорит для того, чтобы возбудить в нас бодрость. С той же целью Он и в другом месте сказал, что "употребляющие усилие восхищают его" (Мф.11,12). Подвижник бывает ревностнее, когда ясно видит, что подвигоположник чтит трудные его подвиги. Итак, не будем скорбеть, если на пути жизни случатся с нами многие несчастья. Пусть путь прискорбен и ворота тесны; но не таков тот город, к которому они ведут. Потому-то ни здесь не должно ожидать покоя, ни там не должно предполагать ничего печального. Когда же Спаситель говорит, что "мало их есть, которые обретают его", то и здесь опять открывает леность многих, и внушает Своим слушателям обращать внимание не на благоденствие многих, но на труды многих. Гораздо больше, говорит Он, таких людей, которые не только не идут прискорбным путем, но даже и не избирают его, - что показывает крайнее безумие. Но не должно смотреть на многих, и от того смущаться; а должно ревновать немногим и, всячески укрепляя самих себя, таким образом идти тем путем. Кроме того, что этот путь тесен, многие еще препятствуют идти по нему. Потому Христос и присоединил: "берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри - волки хищные" (Мф.7,15) вот кроме псов и свиней, другой род наветов и коварства, гораздо опаснее первого: те, по крайней мере, известны и явны, а эти –скрытны. Потому и Спаситель тех повелел только удаляться, а этих еще внимательно рассматривать, так как невозможно узнать их с первого взгляда. Потому и сказал: "берегитесь", внушая тем большую старательность в их распознавании. Потом, чтобы слышавшие, что должно идти тесным, прискорбным и для многих неприятным путем, притом хранить себя от псов и свиней и от других (врагов) злейшего рода, т.е. от волков, - чтобы, говорю, слышавшие это не пришли в уныние от множества скорбей, так как надлежало идти путем для многих неприятным, и притом еще иметь в виду вышесказанные препятствия - для этого Спаситель привел на память происшествия, бывшие при их отцах, упомянув именно о лжепророках. Все подобное и тогда случалось. Итак, говорит, не смущайтесь. Ничего не случится нового, или особенного. Дьявол всегда к истине присоединяет обман. Здесь под именем лжепророков, как мне кажется, Христос разумел не еретиков, но тех, которые ведя развратную жизнь, прикрывают себя личиной добродетели, - каковых людей обычно называют обманщиками. Потому Спаситель и присовокупил: "по их плодам узнаете их" (Мф.7,16). У еретиков часто можно найти добрую жизнь; но у тех, о которых я сказал, - никогда. Скажешь: что, если они и тут притворяются? Но они удобно могут быть пойманы. Тот путь, по которому Христос заповедал идти, по самому свойству труден и тягостен. Лицемер же никогда не захочет трудиться; его дело только притворяться. Поэтому он легко может быть и изобличен. Когда Господь говорит: "мало их есть, которые обретают его", то опять отделяет этих немногих от тех, которые не обретают его, а только притворяются, внушая тем смотреть не на лицемеров, но на истинно шествующих по этому пути. Но для чего, скажешь, Спаситель не открыл таковых лицемеров, а нас самих заставил испытывать их? Для того, чтобы мы бодрствовали и всегда были на страже, охраняя себя не только от явных, но и скрытых врагов, но которых и Павел, указывая, говорил, что "ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных" (Рим.16,18). Итак, не будем смущаться, когда ныне много таковых увидим. Христос заранее ведь это пресказал.

7. Заметь кротость Спасителя. Он не сказал: накажите их; но только: остерегайтесь, чтобы не получить себе вреда от них и чтобы по неосторожности не впасть в их сети. Потом, в предотвращение твоего возражения, что невозможно узнать таких людей, приводит еще доказательство, заимствуя его от примера человеческого: "собирают ли с терновника виноград", говори Он, "или с репейника смоквы" (Мф.7,16)? "Так всякое доброе дерево приносит и добрые плоды, а худое дерево приносит и плохие плоды" (Мф.7,17). "Не может доброе дерево приносить плохие плоды, ни плохое дерево приносить добрые плоды" (Мф.7,18). Эти слова заключают в себе такой смысл: люди, о которых идет речь, не имеют ничего кроткого, ничего сладкого, по одной только коже они овцы, - почему и легко узнать их. И чтобы ты нимало не колебался, для этого Христос то, что иначе быть не может, сравнивает с естественной необходимостью. Об этом и Павел говорит: "помышления плотские суть смерть, потому что Закону Божию не покоряются и не могут покориться" (Рим.8,6). Хотя Спаситель и два раза говорит одно и то же, но тут нет повторения. Чтобы кто-нибудь не сказал, что злое дерево, хотя и приносит злые плоды, но может приносить и добрые, а при двояком плодоношении трудно уже различать, в опровержение этого Спаситель говорит, что этого быть не может, что оно приносит только злые плоды, но добрых никогда не принесет; равно как и наоборот. Что же, неужели добрый человек не может сделаться плохим, и наоборот? Жизнь человеческая наполнена многими такими примерами. Но Христос не то говорит, будто худому человеку невозможно перемениться, или доброму невозможно пасть, но то, что человек не может принести доброго плода, пока живет плохо. Плохой человек может перейти к добродетели; но пока он остается худым, до тех пор не может принести доброго плода. Как же Давид, будучи и добр, принес плохой плод? Не в состоянии добродетели, но уже переменившись, он это сделал, так что он не принес бы такого плода, если бы всегда был тем, чем был, потому что, оставаясь добродетельным, он не осмелился бы сделать того, на что дерзнул. Эти слова Спаситель сказал и для того, чтобы заградить уста безрассудно клевещущих и обуздать язык злословящих. Этими словами Он хотел лишить всякого извинения тех злых людей, из-за которых подозревают и добрых. После того ты уже не можешь сказать: я обманулся, не догадался! – потому что тебе предложено Мной самое действительное средство к познанию порочных людей, т.е. повелено рассматривать их поступки, а не безрассудно смешивать все. Далее, хотя Спаситель не велел их наказывать, но только остерегаться, - однако же, чтобы с одной стороны утешить ожидаемых ими, а с другой – устрашить обижающих и побудить их к исправлению, Он определяем им наказание, говоря: "всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь" (Мф.7,19). Затем, несколько смягчая Свое слово, присоединил: "итак по их плодам узнаете их" (Мф.7,20). Чтобы слушатели не подумали, что Он внушает им одни только угрозы, Он трогает их сердца, предлагая Свое учение в виде совета и увещания. Здесь, мне кажется, Он разумеет и иудеев, которые являли такие плоды, - почему и напомнил им слова Иоанна, описывая казнь их теми же словами. И тот говорил то же, напоминая им топор, и дерево посекаемое, и огонь неугасимый. И, кажется, здесь одно только наказание, именно сожжение; но если кто внимательнее рассмотрит, тот найдет два наказания. В самом деле, кто сжигается, тот без сомнения лишается и царствия; а это наказание хуже первого. Знаю, что многие ужасаются только одной геенны; но я думаю, что лишение небесной славы есть мучение более жестокое, чем геенна. Если этого нельзя представить в слове, то нет ничего удивительного; мы ведь не знаем и блаженства вечных благ, чтобы ясно видеть несчастье, происходящее от их лишения. А Павел, который ясно знал это, видел, что отпасть от славы Христа всего ужаснее. Это и мы узнаем, когда будем испытывать на себе.

8. О, если бы мы никогда не подвергались этому, Единородный Сыне Божий, - если бы никогда не испытали на себе этого нестерпимого наказания! Невозможно ясно выразить, как велико зло - лишиться небесных благ; впрочем, сколько могу, постараюсь и поспешу хотя несколько объяснить вам на примере. Представим себе такого удивительного юношу, который бы с добродетелью соединял царствование над вселенной, и который бы во всем был бы так совершенен, что мог бы во всех возбудить к себе отеческую любовь. Чего, думаете вы, не согласился бы с удовольствием претерпеть отец этого юноши, чтобы только не лишиться его общения? Или, на какое бы несчастье, великое то или малое, не решился бы он, чтобы только видеть и увеселяться с ним? Подобным образом мы должны размышлять и о небесной славе. Поистине, не столько любезно и вожделенно отцу его дитя, как бы оно ни было совершенно, сколько вожделенно получить те блага, разрешиться и быть со Христом (Фил.1,23). Неистерпима геенна и мучение в ней; но если представить и тысячи геенн, то все это ничего не будет значить в сравнении с несчастьем лишиться той блаженной славы, быть возненавиденным Христом и слышать от Него: "не знаю вас" (Мф.25,12) и обвинение, что мы, видя Его голодным, не напитали. Поистине лучше подвергнутся бесчисленным ударам молнии, чем видеть, как кроткое лицо Господа отвращается от нас и Его ясный глаз не хочет взирать на нас. И, действительно, если Он меня, Своего врага, при всей к Нему ненависти и отвращении от Него так возлюбил, что даже не пощадил самого Себя, но предал Себя на смерть, и если, после этого, не подам Ему хлеба, когда он голоден, - то какими уже глазами буду взирать на него? Но и здесь заметь Его кротость. Он не исчисляет Своих благодеяний, не жалуется на то, что ты презрел столь великого своего благодетеля, не говорит: Я тебя привел из небытия в бытие, вдохнул в тебя душу, поставил тебя владыкой над всем, что находится на земле; для тебя Я сотворил землю и небо, море и воздух, и все сущее; от тебя я был презрен и казался тебе ниже дьявола, но при всем том не оставил тебя: бесчисленные открыл средства для твоего спасения, восхотел сделаться рабом, был бит по щекам, оплеван, заклан, умер позорнейшей смертью; даже на небе за тебя ходатайствую, даю тебе Духа, удостаиваю тебя царства и предлагаю тебе такие благодеяния; восхотел быть твоим главой, женихом, ризой, домом, корнем, пищей, питьем, пастырем, царем и братом; избрал тебя Своим наследником и сонаследником, из мрака привел тебя в область света. Хотя Господь мог сказать это и еще более того, но Он ничего такого не говорит, а упоминает только об одном твоем грехе. Являет и здесь Свою любовь и милосердие, которое имеет к тебе. Не сказал: "отойдите в огонь", уготованный вам, но – "уготованный дьяволу". И прежде говорит о том, чем Его обидели, но и тут упоминает не обо всех обидах, а о немногих. Притом, прежде осуждения оскорбившего Его, Он призывает праведных, чтобы показать, что Он справедливо обвиняет. Какого же мучения не ужаснее эти Его слова? Никто, видя благодетеля своего изнывающим от голода, не презрит его; а если бы и презрел, то после того лучше бы согласился сам с поношением скрыться в землю, чем при двух или трех друзьях слышать обвинение в этом. Что же будет нами, когда перед всей вселенной услышим от Господа подобное обвинение, которого, впрочем, Он не произнес бы и тогда, если бы не хотел оправдать Своего суда? А что Он произнес это обвинение не в поношение грешников, но в оправдание самого Себя и для показания, что Он недаром и не без причины говорил к ним: "отойдите от Меня", - это очевидно из неизреченных Его благодеяний. Если бы Он хотел подвергнуть грешников поношению, то выставил бы все свои благодеяния; а Он говорит только о том, что претерпел.

9. Итак, возлюбленные, убоимся услышать эти слова. Наша жизнь – не игра, или лучше сказать, настоящая жизнь – игра, но будущая не – игра. А может быть, и не игра только, но хуже того. Не смехом оканчивается, но и больше причиняет вред тем, которые не хотят старательно благоустроить самих себя. Скажи мне: чем мы, созидающие великолепные дома, отличаемся от детей, играющих в строящих домики? Какое различие между их обедом и нашей роскошью? Нет никакого, - разве только то, что мы это делаем с мучением. Если же мы не примечаем ничтожности всего этого, нет ничего в этом удивительного, потому что мы еще не сделались взрослыми. А когда сделаемся, то узнаем, что все это детские забавы. Приходя в зрелый возраст, мы смеемся над детскими занятиями, хотя в детском возрасте почитаем эти занятия весьма важными и, собирая черепки и грязь, тщеславимся не менее тех, которые строят высокие стены. И, однако, построенное нами скоро разрушается и падает; да если бы и стояло, на что нам годилось бы? Так и великолепные наши дома. Они ведь не могут принять небесного гражданина, и не захочет обитать в них тот, кто имеет высшее отечество; но так мы ногами разрушаем детские игрушки, так и Он своим Духом ниспровергает наши здания. И как мы смеемся над детьми, плачущими над разрушенным домиком, так и он не только смеется, но и плачет, когда мы рыдаем о своих домах потому что он имеет сострадательное сердце, и видит для нас великий от этого вред. Итак, будем врослыми. Долго ли нам пресмыкаться по земле? Долго ли величаться камнями и деревьями? Долго ли играть? И если бы только играли! Нет, мы оставляем и самое свое спасение. И как дети, пренебрегающие учением, а занимающиеся играми только, подвергаются жестоким наказаниям, так и мы, истощив все свое старание на житейские занятия, и, оказавшись не в состоянии дать на деле отчет о духовном учении, который после смерти потребуется от нас, понесем крайнее наказание. И никто не может избавить нас, хотя бы то был отец, хотя бы брат, или другой кто-либо. Но все, чему мы преданы ныне, погибнет, а мучение, происходящее от этого, будет бесконечное и непрестанное. Так это случается и с детьми, когда отец за их леность совершенно истребляет все их детские игрушки, и через то заставляет их непрестанно плакать. А чтобы уверится тебе в истине моих слов, я представлю такую вещь, которую люди более всего почитают достойной уважения, именно, богатство, и противопоставлю ему душевную добродетель, какую тебе угодно: тогда ты ясно увидишь всю его нищету. Итак, представим двух людей (я уже не говорю о любостяжании, а о богатстве, правильно приобретенном), и один из них пусть умножает свое имение, пусть переплывает моря, обрабатывает землю и употребляет всякие другие способы к приобретению; хотя я и не знаю, может ли он, так поступая, делать законное приобретение, но положим, что он приобретает выгоды законным образом. Пусть будет так; пусть он покупает поля, рабов и прочее, пусть не будет в этом приобретении его ни одной неправды. Напротив, другой, столь же богатый, пусть продает свои поля, продает дома, золотые и серебряные сосуды, подает требующим; пусть облегчает участь бедных, врачует больных, помогает находящимся в нужде; пусть разрешает от уз, одних выводит из рудокопней, других освобождает от удавления, пленников освобождает от наказания... На чьей стороне хотели бы вы быть? Впрочем, я еще не сказал о будущем, но пока о настоящем. Итак, кому из них хотели бы вы последовать: тому ли, который собирает золото, или тому, который избавляет других от несчастья? Тому ли, который покупает поля, или тому, который определил себя на служение роду человеческому? Тому ли, который окружен множеством золота, или тому, который увенчан бесчисленными похвалами? Не уподобляется ли этот последний некоему ангелу, сшедшему с небес для исправления прочих людей? А другой не похож ли более того на какое – то дитя, которое собирает все без цели и смысла, чем на возрастного? Если же и законное приобретение богатств так достойно смеха, и есть знак крайнего безумия, то как не назвать того несчастнейшим из всех, кто еще и неправедно собирает его? Если же и теперь он достоин великого смеха, то каких слез достойна будет его жизнь по смерти, когда присоединится к тому геенна и лишение царства?

10. Но рассмотрим, если хочешь, и другой вид добродетели. Для этого представим опять другого человека – могущественного, всеми повелевающего, облеченного великим саном, имеющего и блистящего глашатого, и пояс, и жезлоносцев, и большое число слуг. Не представляется ли тебя это все великим и вожделенным? Теперь этому человеку противопоставим другого: незлобивого, кроткого, смиренного и великодушного: пусть будут его оскорблять, бить, а он пусть будет сносить терпеливо и благословлять таким образом поступивших с ним. Итак, скажи мне: кто достоин удивления, - тот ли, надменный и напыщенный, или этот, униженный? Не уподобляется ли этот последний горним бесстрастным силам, а тот – надутому пузырю, или человеку, болеющему водяной болезнью и сильной опухолью? Не подобен ли тот духовному врачу, а этот смешному ребенку, надувающему щеки? Да и чем ты гордишься, человек? Тем ли, что ты носишься на высокой колеснице? Или тем, что тебя возят запряженные мулы? Так что же? это бывает и с камнями. Или тем, что ты одет в красивые одежды? Но посмотри на того, кто вместо одежд обличен добродетелью, - и увидишь, что ты подобен гниющей траве, а он подобен дереву, приносящему чудный плод, и доставляющему большое удовольствие зрителям. Ты носишь на себе пищу червей и моли, которые, если нападут на тебя, скоро обнажат тебя от этого украшения (так как одежды – пряжа червей, а золото и серебро – земля и прах; да, земля – и ничего более). Украшенный же добродетелью имеет такую одежду, которой не только моль, но и сама смерть не может повредить. И это весьма справедливо: добродетели души не имеют земное начало, но - плод духовный, и не подлежат съедению от червей. Эти одежды ткутся на небе, где нет ни моли, ни червей, ни чего-либо подобного. Итак, скажи мне, что лучше богатым ли быть, или бедным? Во славе ли быть, или в унижении? Иметь ли изобилие, или терпеть голод? Конечно, лучше быть в чести, иметь изобилие и богатство. Итак, если ты хочешь самых вещей, а не одних названий, то оставь землю и все, что находится в ней, и переселись на небо. Все здешнее есть одна тень, а там все неподвижно, непоколебимо, и никем не может быть похищено. Итак, будем искать небесного со всяким старанием, чтобы мы освободились от здешних беспокойств, и, приплывши к тихому пристанищу, явиться с великим грузом и неизреченным богатством милостыни. О, если бы всем нам достичь этого пристанища и богатства благодатью и человеколюбием нашего Господа Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28.