Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Иоанн Златоуст


ТОЛКОВАНИЕ НАШЕГО СВЯТОГО ОТЦА
ИОАННА ЗЛАТОУСТА,
АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЯ,
НА СВЯТОГО МАТФЕЯ ЕВАНГЕЛИСТА

Беседы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28.


БЕСЕДА 11

Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? (Мф.3,7).

1. Почему же Христос говорит, что они не верили Иоанну? Потому что это была не вера, если они не приняли Того, о Ком Иоанн проповедовал. Они, по-видимому, внимали и учению пророков, и словам Законодателя, – и однако Христос обличал их в невнимании, потому что они не приняли Того, о Ком предрекали пророки. "Если бы вы верили Моисею, – говорит он, – то поверили бы и мне" (Ин.5, 46). И впоследствии, когда Христос спрашивал их: "крещение Иоанна откуда было?", – они так расуждали между собой: "если скажем: с небес, то Он скажет: почему же вы не поверили ему?" (Мф.21,25-26). Из всего этого, таким образом, видно, что они приходили к крещению и крестились, но не пребыли в вере проповеданному. И евангелист Иоанн открывает нам их злобу, когда, говоря о посланных спросить Крестителя: Илия ли ты, Христос ли ты? тотчас прибавляет: "а посланные были из фарисеев" (Ин.1,21,24). Так что же? А простой народ разве не точно так же думал? Правда, говорит; но только простой народ думал так по простоте сердца, фарисеи же хотели уловить его. Так как, например, было известно, что Христос придет из рода Давида, а Иоанн был из колена Левия, то они и предлагали ему коварный вопрос, чтобы в самом его ответе найти случай напасть на него. Это и видно из дальнейшего: не смотря на то, что он и не дал тех ответов, каких они ожидали, они все-таки нападают на него, говоря: "что же ты крестишь, если ты не Христос" (Ин.1,25)? Но чтобы тебе еще более увериться в том, что фарисеи приходили креститься с одними мыслями, а простой народ с другими, послушай, как показал это евангелист. О простом народе он говорит, что он приходил и крестился от Иоанна, исповедуя свои грехи, а о фарисеях говорит уже не то, но вот что: "увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?". Какая высота духа! Как сильно говорит он к людям, всегда жаждавшим крови пророков, – людям, ничем не лучшим змей! С какой свободой он обличает и их самих, и родивших их!

Так, скажешь: свобода велика, но вот что надо спросить: имеет ли она какое-либо основание? Ведь он видел их не согрешающими, но кающимися; казалось бы, поэтому, он должен был не порицать их, а похвалить и принять за то именно, что они, оставив город и свои дома, пришли слушать его проповедь. Что же мы на это скажем? То, что он обращал внимание не на настоящие обстоятельства, не на то, что происходило, но видел их тайные помышления, которые Бог открыл ему. Так как они величались своими предками, что и было причиной их погибели, и повергло их в беспечность, то он исторгает самый корень их гордости. Потому же и Исаия называет их начальниками содомскими и народом гоморрским, а другой пророк говорит: "не таковы ли, как сыны Ефиоплян, и вы для Меня?" (Ис.1,10; Амос 9,7). Так как все предостерегают их от этого предрассудка, смиряя их гордость, бывшую для них источником бесчисленных зол. Но ты скажешь: пророки справедливо так поступали, потому что они видели их согрешающими; здесь же почему и для чего Иоанн делает это, когда он видит их уже покорными? Для того, чтобы еще более смягчить их. Если же кто со вниманием рассмотрит его слова, то и в самом обличении откроет похвалу им, потому что эти слова были произнесены им от удивления, что они, хотя и поздно, но все же смогли сделать то, что казалось некогда невозможным. Следовательно и самое обличение их Иоанном означает более желание привлечь их и расположить к покаянию. В то время, когда он, по-видимому, поражает их, он открывает и их прежнее великое нечестие, и вместе с тем их дивную и неожиданную настоящую перемену. Как это могло быть, он говорит, что они, будучи детьми таких родителей и так худо воспитаны, начали раскаиваться? Откуда такая перемена? Кто смягчил их суровое сердце? Кто исцелил неисцелимое? Смотри, как он с самого начала поразил их, говоря им о геенне. Не об обыкновенных бедствиях он сказал им, как например: "кто внушил вам бежать от врагов, нашествия варваров, плена, голода и язвы?". Нет, он угрожает им другим наказанием, о котором они еще не имели ясного понятия, говоря таким образом: "кто внушил вам бежать от будущего гнева?".

2. Справедливо Иоанн назвал фарисеев и садукеев порождением ехиднины. Подобно тому как это животное убивает мать, его рождающую, и является на свет, как говорят, разгрызая у ней чрево, так и они поступали, убивая своих отцов и матерей, раздирая своими руками учителей. Впрочем, Иоанн не останавливается на одном обличении, но предлагает и совет: "сотворите, говорит, плоды достойные покаяния (Мф.3,8), потому что не достаточно только удалиться от нечестия, но надо показать и великую добродетель. Не делайте же, говорит он им, того, что для меня противно, а для вас обыкновенно, и не возвращайтесь к прежним порокам, только смирившись на малое время. Мы уже не в таком положении, как прежние пророки. Настоящие обстоятельства отличны от прежних и выше, потому что ныне грядет сам Судья и Господь царства, чтобы возвести нас к высшему любомудрию, воззвать на небо и привлечь в тамошние обители. Потому-то я и говорю о геенне, потому что теперь как награды, так и наказания вечны. Итак, не оставайтесь в ваших прежних пороках, не указывайте, по обычаю, в свою защиту на благородство ваших предков – Авраама, Исаака и Иакова. Впрочем, этими словами он не возбранял им называться потомками этих святых, но возбранял слишком полагаться на это, пренебрегая добродетельной жизнью. Говоря так, он раскрывал и их настоящие мысли, и предрекал будущее. Дейсвительно, они и после того еще говорили: "мы отцом имеем Авраама и не были рабами никому никогда" (Ин.8,33). Так как это особенно побуждало их к гордости и приводило к погибели, то Иоанн прежде всего и обличает этот порок. Смотри же, с каким уважением к патриарху он приступает к их исправлению! Сказав: "не начинайте говорить "отец у нас Авраам", не сказал: патриарх не может принести вам никакой пользы, но с какой-то кротостью и ласковостию то же самое дал разуметь словами: "Бог может из этих камней воздвигнуть детей Аврааму" (Мф.3,9). Некоторые говорят, что здесь Иоанн указывает на язычников, называя их иносказательно камнями. Но, по моему мнению, эти слова заключают и иную мысль. Какую же? Не думайте, говорит, что если вы погибнете, то патриарх уже останется бездетен. Нет, нет! Богу возможно и от камней дать ему детей и продолжить его род, так как и с начала так было, потому что от камней быть людям все то же, что родиться младенцу от бесплодной матери. Так и пророк, указывая на это, говорит: "взгляните на скалу, из которой вы иссечены, в глубину рва, из которого вы извлечены. Посмотрите на Авраама, вашего отца, и на Сарру, родившую вас" (Ис.51,1-2). Итак, напоминая им об этом пророчестве, он показывает, как с самого начала Бог чудесным образом соделал Авраама отцом, как бы из камня, – так и ныне это возможно. Примечай, как он и и устрашает, и поражает их. Не сказал, что уже воздвиг, чтобы они не пришли в отчаяние, но – что может воздвигнуть. Притом не сказал, что может людей воздвигнуть из камней, но гораздо более – родных чад Аврааму. Видишь ли, как он истребляя в них мысль о родстве по плоти, вводит родство по вере?

3. Но примечай, как он и последующими словами умножает их страх и возбуждает в них беспокойство. Сказав, что "Бог может из этих камней воздвигнуть детей Аврааму", он тотчас присовокупил: "уже и секира при корне дерева лежит" (Мф.3,10). Вся его речь вселяет ужас. И он, по самому образу своей жизни, мог говорить очень свободно; да и они требовали сильного обличения, потому что уже давно огрубели. Сказать ли вам, говорит он, что вы имеете лишиться родства с патриархом и увидите других, воздвигнутых из камней, получающих ваши достоинства? Но ваше наказание этим не ограничится; оно прострется далее. "Уже, говорит, и секира при корне дерева лежит". Ничто не может быть ужаснее этого выражения. Ты видишь уже не серп летящий, не ограду разрушенную или виноградник потоптанный, но острейшую секиру, и что еще ужаснее, лежащую при дверях. Не веря пророкам, они часто говорили: "где есть день Господень?" и: "пусть придет в исполнение совет Святого Израиля, чтобы мы узнали" (Ис.5,19). Так как предсказания часто исполнялись по прошествии многих лет, то чтобы лишить их и такого утешения, он угрожает им близким бедствием, что и выразил словом "уже", присоединив еще "при корне". Нет уже, говорит, никакого расстояния, но при самом корне лежит. Не сказал "при ветвях" или "при плодах", но "при корне", научая их, что, в случае их нерадения, они подвергнутся ни чем не отвратимым бедствиям и без всякой надежды избавления. И это потому, говорит, что пришедший не есть уже раб, как приходившие прежде, но сам Господь всяческих, в руке Которого страшное и ужасное наказание. Впрочем, устрашив их таким образом, он не попускает им впасть в отчаяние. Как раньше он не сказал, что Бог уже воздвиг, но что "может воздвигнуть детей Аврааму", чтобы и устрашить их и в то же время утешить, – так точно и здесь не сказал, что секира уже прикоснулась к корню, но что лежит при корне, близ него, – чем исключает всякое замедление. Впрочем, хотя и полагает в такой близости, но самое посечение ставит в зависимость от вашей воли. Если вы покаетесь и сделаетесь лучшими, то и эта секира будет отнята от корня, ничего ему не сделавши. Если же будете делать то же, что и прежде, то и секира не замедлит с корнем исторгнуть дерево. Для того именно она и не отнимается от корня и, лежа при нем, не посекает его, чтобы вы, с одной стороны, не предались беспечности, а с другой – убедились бы в том, что еще можете, хотя и в краткое время, спастись, если покаетесь. Таким образом, он всячески умножает их страх, чтобы пробудить их и привести к покаянию. Действительно, отпасть от предков, видеть других на своем месте, быть при дверях опасности и подвергнуться неизбежному злу, что он означает через корень и секиру, – все это достаточно к тому, чтобы и самых беспечных людей возбудить и соделать деятельнейшими. На то самое и Павел указывая, говорит "кратким станет слово приговора Господа на всей земле" (Рим.9,28). Но не бойся; или лучше бойся, но не отчаивайся! Ты еще можешь надеяться на перемену; приговор еще не произнесен, и секира еще не начинает посекать (что в самом деле препятствовало бы ей посекать, когда она уже при корне?), а лежит для того, чтобы внушаемым страхом исправить тебя и сделать способным приносить плоды. Для того-то он и присоединяет: "всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь". Сказав "всякое" этим он опять истребляет всякую надежду на благородство предков. Будь, говорит он, потомок самого Авраама, имей своими сродниками бесчисленных патриархов, но если сам ты не принесешь плода, то понесешь лишь двойное наказание. Этими словами он устрашает и мытарей, потрясает и сердца воинов; впрочем, не повергает их в отчаяние, а только отводит от всякой беспечности. Его слова, внушая страх, предлагают и великое утешение, потому что выражение "не приносящее доброго плода" показывает, что дерево, приносящее плод, свободно от всякого наказания.

4. Но скажут: как мы можем принести плод, когда нам угрожают посечением, когда остается уже так мало времени и конец уже приближается? Можешь, он отвечает, потому что от тебя не требуется плода такого, какой приносит дерево. Плод дерева требует и много времени, и зависит от перемен погоды, и многого также требует попечения. Но тебе стоит только захотеть – дерево тотчас заплодоносит. К такому плодородию весьма много способствует не только свойство корня, но и искусство самого земледельца. Итак, чтобы не стали говорить, что ты нас смущаешь, стесняешь и делаешь нам насилие, полагая секиру и угрожая посечением, в самом наказании требуешь от нас плода, – Иоанн, в доказательство того, как легко приносить плоды, присоединяет: "я крещу вас в воде, но Идущий за мной сильнее меня, Ему я недостоин" развязать ремень сапог, "Он будет крестить вас Святым Духом и огнем" (Мф.3,11). Этими словами он показывает, что нужны одно только желание и вера, а не труды и старания; и, как легко креститься, так легко и перемениться и сделаться лучшими. Потрясши, таким образом, их душу страхом суда, ожиданием наказания, напоминанием о секире, отчуждением их предков, приведением новых чад, и двояким наказанием – посечением и сожжением, смягчив всеми способами их жестокосердие и возбудив в них желание избавления от этих зол, он, наконец, начинает беседу и о Христе, но не просто, а отдавая Ему великое преимущество, и потом, полагая различие между Ним и собой, чтобы не подумали, что он говорит это из одного угождения, сравнивает то, что дает каждый из них. В самом деле, он не тотчас сказал "я не достоин" развязать ремень Его сапог; но показав прежде недостаточность своего крещения, которое ничего более не могло сделать, как только привести их к покаянию (потому и не сказал: водой оставления, но: "покаяния"), говорит и о крещении Христа, преисполненном неизреченных даров. Чтобы ты, говорит, слыша, что Он по мне грядет, не стал презирать Его, как уже после пришедшего, – познай силу Его дара, и ты ясно поймешь, что я не сказал ничего лишнего, ни даже надлежащего, сказав "недостоин развязать ремень Его сапогов". Итак, когда ты слышишь, что "Он сильнее меня", не думай, чтобы я говорил это только по сравнению; я недостоин быть даже в числе Его рабов, и самых даже последних рабов, и в служенпи Ему воспринять даже самую низкую должность. Вот почему он не просто сказал – сапоги, но – "ремень сапогов", что считалось самым последним делом. Потом, чтобы ты не подумал, что это сказано по смирению, он приводит в доказательство самые дела: "Он будет крестить вас Святым Духом и огнем". Видишь, какова мудрость Крестителя! Когда сам проповедует, то говорит все страшное и ужасающее, когда же посылает ко Христу, то уже говорит кротко и утешительно. Не говорит уже ни о секире, ни о дереве, посекаемом и в огонь вметаемом, ни о будущем гневе, но указывает на отпущение грехов, отнятие наказания, оправдание, освящение, искупление, усыновление, братство, участие в наследии и обильное излияние Святого Духа. Все это он разумел под словами "будет крестить вас Святым Духом", выражая этим иносказанием обильное излияние благодати. Не сказал: даст вам Святого Духа, но – "крестит Святым Духом"; присоединением же слов "и огнем" еще более выражает силу и могущественное действие благодати.





5. Представь же, каково должно быть расположение слушателей при той мысли, что они скоро будут подобны пророкам, и притом величайшим из них. Для того-то, ведь, он и упомянул об огне, чтобы их привести на мысль об этих мужах, поскольку почти все явившиеся им видения были открываемы огнем. Так Бог беседовал с Моисеем в кусте, так беседовал со всем народом на горе Синайской, так говорил с Иезекиилем среди херувимов. Смотри же, как он возбуждает слушателя, сказавши наперед о том, что имело быть после всего. В самом деле, сперва надлежало совершиться закланию Агнца, истреблению греха, разрушению вражды, потом погребению и воскресению, и наконец уже пришествию Святого Духа. Но обо всем этом он пока еще ничего не говорит и наперед поставляет последнее – то, для чего совершилось и все прочее, и что особенным образом могло показать достоинство Христа. И это делает он для того, чтобы слушатель, после того как узнает, что он в такой силе получить Святого Духа, спросил самого себя: как и каким образом это возможно при столь сильном владычестве греха? – и чтобы, заметив в нем такое смущение и готовность к слушанию, сказать тогда и о страдании, так как после того никто уже не мог этим соблазняться, в виду ожидания такого дара. Вот для чего он снова взывал: "вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира" (Ин.1,29)! Не сказал: оставивший, но "берущий", что означает большее попечение, так как не все равно – просто оставить, и – воспринять грех: первое не сопряжено ни с какой опасностью, а последнее соединено со смертью. И еще говорил, что Христос "есть Сын Божий" (Ин.1,34). Впрочем, и эти слова не давали еще слушателям ясного понятия о Его достоинстве, потому что из них они не могли еще заключить, что Он есть истинный Сын; между тем из обильного подаяния Духа это становилось уже несомненным. Потому-то и Бог Отец, посылая Иоанна, первым признаком достоинства в лице, имевшем явиться, поставил следующее: "на Кого увидишь Святого Духа, сходящего и пребывающего на нем, Тот есть крестящий Святым Духом" (Ин.1,33). Вот почему и сам Иоанн говорит: "я видел и засвидетельствовал, что Этот есть Сын Божий" (Ин.1,34), так как через то делалось уже несомненным и это последнее. Далее, высказав приятное, и тем ободрив и успокоив слушателя, Он снова начинает теснить его, чтобы тот не впал в беспечность. Таков уж был иудейский народ, что среди благ он скоро приходил в расслабление и делался хуже. Потому Иоанн снова угрожает ему говоря: "лопата в Его руке" (Мф.3,12). Раньше он сказал о наказании, а здесь показывает уже и Судью и представляет вечность казни: "плевелы, он говорит, сожжет огнем неугасимым". Отсюда ты видишь, что Господь творением есть вместе и делатель, хотя в другом месте и об Отце то же сказано: "Отец мой делатель есть" (Ин.5,17). Так как прежде он говорит о секире, то чтобы ты не подумал, что это дело требует труда и неудобно в различении, он другим примером поясняет и его легкость, показывая, что весь мир в Его власти, потому что Он не стал бы наказывать тех, которые – не Его. Теперь все перемешано между собой, и хотя пшеница блистает, но лежит вместе с плевелами как на гумне, а не как в житнице. Тогда же будет большое различие. Где же те, которые не верят геенне? Иоанн два действия приписывает Христу: крестить Святым Духом и предать неверующих огню. Итак, если должно верить первому, то и последнему также необходимо. Потому-то он и поставил два предсказания вместе, чтобы одно, уже исполнившееся, уверяло в другом, еще не исполнившемся. Точно также и Сам Христос весьма часто делает, иногда в одних и тех же вещах, а иногда в противных заключая два пророчества; и одно из них исполняет здесь, а другое обещает исполнить в будущей жизни, чтобы исполнившееся пророчество самых упорнейших удостоверяло и в том, которое еще не исполнилось. Так, например, тем, кто для Него все оставил, Он в сто крат обещает воздать в настоящем веке и даровать вечную жизнь в будущем, и через настоящее воздаяние уверяет в несомненном получении будущего. Точно так же в настоящем случае поступил и Иоанн, сделав два предсказания, то есть, что Христос будет крестить Святым Духом, и что сожжет огнем неугасимым.

6. Итак, если бы Христос не крестил каждодневно Святым Духом апостолов и всех желающих, то ты мог бы сомневаться и в другом. Если же то, что по-видимому было выше, труднее и непостижимо для ума, исполнилось и ежедневно исполняется, то почему же ты не почитаешь истинным того, что легко и понятно? Итак, сказав: "Он будет крестить Святым Духом и огнем", и обещав здесь множество благ, Иоанн тотчас, чтобы ты от этого не сделался беспечным, оставив все прежнее, указывает на лопату, означая этим будущий суд. Не думайте, он говорит, что достаточно одного крещения, хотя бы вы после жили нечестиво. Нет, нам нужно еще много добродетели и любомудрия. Таким образом, от секиры он ведет их к благодати и воде крещения, а вслед за этим угрожает лопатой и огнем неугасающим. Между теми, которые еще не приняли крещения, он не делает никакого различия и просто говорит: "всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф.3,10; Лк.3,9), указывая этим на казнь, ожидающую всех неверных; а по крещении делает некоторое разделение, так как многие из веровавших имели вести жизнь, недостойную веры. Итак, никто не должен быть плевелами, никто не должен быть легким в веянии, или до того предаваться худым склонностям, чтобы они всюду легко увлекали его. Если ты пребудешь пшеницей, то хотя бы и постигло тебя искушение, не потерпишь никакого зла, так как и на гумне зубчатые колеса телеги не раздробляют пшеницы. Если же ты смешаешься со слабой соломой, то и здесь будешь претерпевать несносные бедствия, угнетаемый всеми, и там постигнет тебя вечное наказание. Действительно, все таковые, еще до будущей печи, здесь бывают пищей безумных страстей, как солома для бессловесных животных, и там опять будут веществом и пищей огня. Если бы Иоанн прямо сказал, что Христос будет судить наши дела, то его слова не так легко приняли; но употребив притчу, в которой все выражалось, он внушил большее убеждение, и слушатель с большей охотой увлекался им. Потому и Христос большей частью беседовал с ними таким же образом, употребляя в Своей речи подобия гумна, жатвы, винограда, точила, поля, мрежи, рыбной ловли и всяких других обыкновенных окружающих их предметов. То же самое сделал здесь и Креститель; он представил сильнейшим доказательством своих слов дар Духа Святого. Кто столь могущественен, говорил он, что может отпускать грехи и даровать Святого Духа, Тот тем более может сделать и то. Замечаешь ли, как здесь уже предуказывалось и таинство воскресения и суда? Почему же, спросят, он не сказал о тех знамениях и чудесах, которые вскоре имели совершиться через Христа? Потому что дарование Духа было величайшим из всех чудес, и все остальные ради этого только и были устроены. Указав главное, он и все объял: попрание смерти, истребление грехов, уничтожение проклятия, освобождение от продолжительной борьбы, вход в рай, восхождение на небо, общение с ангелами, участие в будущих благах: получение Духа служило залогом всего этого. Таким образом, сказав об этом, он уже сказал и о воскресении тел, и о знамениях, имеющих быть при этом, и об участии в царстве, и о тех благах, о которых написано "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку" (1 Кор.2,9). Все это подано нам вместе с тем даром. Следовательно, излишне было и говорить о тех знамениях, которые вскоре имели последовать, и судить о которых предоставлялось по очевидности, а надо сказать о том, в чем они сомневались, именно, что Христос есть Сын Божий, что Он несравненно превосходит Иоанна, что Он возьмет грехи мира, что Он подвергнет наши дела суду, что наша жизнь не ограничивается настоящим, но что каждый получит праведное наказание за гробом. Всего этого еще нельзя было представить наглядно.

7. Итак, зная это, будем рачительны, пока находимся на гумне; здесь еще можно и из плевел обратиться в пшеницу, так как и из пшеницы многие сделались плевелами. Не будем же ослабевать, не будем увлекаться всяким ветром, не будем отделяться от наших братьев, как бы они ни казались малы и незнатны. Ведь и пшеница, хотя по величине менее плевел, но по свойству лучше их. Смотри не на внешнее величие, так как оно уготовано огню; но на то твердое и неразрушимое уничижение перед Богом, которое не может быть ни посечено, ни сожжено огнем. Ради этих уничиженных только и долготерпит Бог плевелам, чтобы от обращения с ними эти последние соделались лучшими. Для того еще и нет суда, чтобы мы все вообще получили венцы, чтобы многие от лукавства обратились к добродетели. Итак, убоимся, слушая эту притчу, так как этот огонь неугасаем. Ты скажешь: как он может быть неугасаемым? Но не видишь ли ты солнце, которое всегда горит и никогда не угасает? Не видишь ли также куст, горящий и несгораемый? Итак, если и ты хочешь избегнуть огня, то отложи жестокосердие, и ты не испытаешь его. Если ты здесь поверишь этим словам, то когда отойдешь в жизнь загробную, не увидишь огненной печи; если же здесь не будешь верить, то там хорошо узнаешь ее на опыте, но тогда уже невозможно будет избежать ее. Мучение, определенное проведшим жизнь неправедно, неизбежно. Впрочем и одной только веры недостаточно: и бесы трепещут перед Богом, но при всем том не избегнут мучения. Поэтому мы должны проводить жизнь с великим благочестием. Потому-то и мы часто собираем вас сюда, не для того, чтобы вы только приходили сюда, но для того, чтобы вы получили и какие-нибудь плоды от пребывания здесь. Если же вы будете выходить отсюда без всякого плода, то, хотя бы вы ходили сюда, ваше хождение и присутствие ничего не будет значить. Если и мы, когда посылаем детей к учителям, и видим, что они ничему не научаются, сильно негодуем на учителей, и часто посылаем их к другим, то чем мы будем извинять себя, если не будем прилагать хотя такого же старания к добродетели, какое оказываем в отношении к этим земным занятиям, и будем всегда носить домой пустые листы? Притом здесь учителя и лучше, и больше их. В каждом собрании мы представляем вам учителями и пророков, и апостолов, и патриархов, и всех праведных, и при всем том нет никакой пользы. Пропев два или три псалма и кое-как совершив обычные молитвы, вы расходитесь, думая, что этого достаточно для вашего спасения. Слышали ли вы, что говорит пророк, или лучше, сам Бог через пророка: "эти люди устами чтут Меня, их сердце же далеко отстоит от Меня" (Ис.29,13). Пусть же не будет сказано то же и про нас. Поэтому изгладь буквы, или лучше те начертания, которые дьявол запечатлел в твоей душе, и принеси мне сердце, свободное от всех житейских смятений, чтобы я мог написать на нем то, что хочу. Теперь ничто нельзя видеть в нем, кроме дьявольских письмен: хищения, любостяжания, зависти и злобы. Потому-то я, когда беру ваши листы, не могу даже и читать их; я не нахожу тех букв, которые мы записываем вам в дни воскресные и с которыми отпускаем вас, но нахожу вместо них другие – негодные и искривленные. Мы стираем эти буквы и пишем духовные буквы, а вы, выйдя отсюда, предаете ваши сердца действиям дьявола, и опять доставляете ему случай написать в вас свое, вместо нашего. Какое же отсюда выйдет следствие? Если я и не буду говорить, об этом уже знает совесть каждого. Впрочем я не перестану исполнять мою обязанность и писать в вас правильные буквы. Если же вы будете разрушать наш труд, то нам предстоит несомненная награда, а вам немалая опасность. Впрочем, я не хочу говорить ничего тягостного.

8. Я опять только прошу и молю вас: подражайте в этом случае хотя бы прилежанию малых детей. Они прежде всего заучивают начертание букв, потом стараются узнать их в сложении, и наконец таким путем доходят и до чтения. Будем и мы поступать так же. Разделивши добродетель на части, прежде всего научимся не клясться, не преступать клятвы, не злословить; потом, переходя к другой букве, научимся не завидовать, не любить плоти, не угождать чреву, не упиваться, не быть жестокими и нерадивыми; от этих добродетелей опять перейдем к духовным, и будем стараться о воздержании и презрении чрева, о целомудрии, праведности, презрении славы, о кротости и сердечном сокрушении, – все это совокупим вместе и напишем в нашей душе. И во всем этом мы можем упражняться дома со своими друзьями, с женой, с детьми. Начнем же пока с первых и легчайших добродетелей, так, например, с воздержания от клятвы, и этим начальным уроком будем непременно заниматься дома. Ведь и дома много препятствий этому занятию: раздражает слуга, возбуждает гнев оскорбляющая жена, доводит до угроз и клятвы глупое и своевольное дитя. Итак, если ты дома, будучи постоянно раздражаем всем этим, удержишься от клятвы, то сможешь легко воздержаться от нее и в обществе. Точно также перестанешь и браниться, если не будешь бранить ни жены, ни раба, ни кого другого из своих домашних. Жена часто, похваляя кого-нибудь и жалуясь на свою участь, побуждает злословить похваляемого; но ты не доходи до того, чтобы злословить его, но все переноси великодушно. Равным образом, если видишь, что твои слуги хвалят других господ, не смущайся, но будь великодушен. Пусть твой дом будет местом борьбы и старания в добродетели, чтобы, обучившись хорошо здесь, ты мог с великим искусством обращаться и в обществе. Таким же образом поступай и с тщеславием. Если постараешься не тщеславиться перед женой и слугами, то легко преодолеешь эту страсть и в обращении с другими. Хотя везде эта болезнь тяжка и мучительна, но особенно в присутствии жены. Если, следовательно, мы здесь разрушим ее силу, то легко преодолеем ее и в других случаях. Таким же образом будем поступать и с прочими страстями, ежедневно борясь и упражняясь против них дома. А чтобы для нас легче была эта борьба, наложим на себя и наказание, если преступим какую-нибудь из предположенных обязанностей. Пусть служит нам и наказание; оно не причинит вред нам, а приобретет награду и принесет величайшую пользу, когда мы, например, осудим себя на строгие посты, на ночлег на земле, или на другое какое-нибудь трудное дело. Таким образом, отовсюду мы приобретем великие выгоды: и здесь будем вкушать сладость добродетельной жизни, и получим будущие блага, и будем всегдашними друзьями Божьими. А чтобы опять не случилось того же, – чтобы вы, подивившись сказанному здесь, по выходе отсюда не бросили бы беззаботно книгу вашего ума, и не подали бы дьяволу случая изгладить написанное в ней, для того пусть всякий, придя домой, призовет свою жену, расскажет ей то, что выслушал, возьмет ее в помощницу, и с того же дня вступит на это прекрасное поприще, укрепляя себя елеем Святого Духа. Если во время этого подвига ты и упадешь не один раз, не отчаивайся, но опять вставай и борись, и не отступай до тех пор, пока не увенчаешься блистательным венцом победы над дьяволом и стяжания добродетели не скроешь в безопасном хранилище. Когда же утвердишь себя в навыке такого любомудрия, то уже не будешь более преступать каких-либо заповедей по нерадению, потому что привычка будет подобна природе. Как легко спать, есть, пить, отдыхать, так же легко для нас будет и исполнение добродетели. В награду за это мы получим чистое удовольствие, достигнем тихой пристани, будем наслаждаться постоянным спокойствием, и, направив наш нагруженный сокровищами корабль в тот день к тому городу, удостоимся неувядаемых венцов, которые да сподобимся получить все мы благодатью и человеколюбием нашего Господа Иисуса Христа, Которому слава и держава теперь, всегда и во веки веков. Аминь.

Беседы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28.

Ко входу в Библиотеку Якова Кротова